Алан Аюпов - Сад фонтанов

— Да, конечно, но для Вас я рискну своим служебным положением, — улыбнулась девушка и вновь взялась за ремень.

— Не стоит себя так утруждать, — вякнул я.

— А Вы действительно хотите вернуться? — Не унималась она.

— Ну, конечно.

— Вы уверенны, что это Вам необходимо?

— Как рыбе вода.

— Тогда я помогу Вам. Вы убеждены, что не будете потом жалеть? — снова спросила стюардесса.

Вероятно, ей самой очень хотелось вернуться на землю, но в силу своих профессиональных обязанностей, признаться в этом она не могла.

— Не надо, ради Бога, — промямлил я, снова всунувшись в иллюминатор. — Я же просто пошутил.

— Вы всегда так неудачно шутите? — поинтересовалась она, стараясь поймать мой взгляд.

— Да, я шутник-неудачник. Всю жизнь шучу и всё невпопад, — огрызнулся я.

— М-да! Судьба человека только в его руках, — многозначительно сказала бортпроводница.

— Впервые в своей жизни встречаю стюардессу-философа, — съязвил я.

— Простите меня, пожалуйста, я действительно что-то сегодня разговорилась, — смутилась красавица, возвращаясь к заевшей пряжке.

Крылатую машину сильно тряхнуло, потом ещё раз и ещё. Девушка замерла на мгновение. Я не видел лиц находящихся впереди, так как они сидели ко мне затылками, но по салону прошёл ощутимый ветерок ужаса. Замолчал плакавший до этого у кабины младенец. И тут вдруг наступила тишина. Можете ли Вы себе представить, что в летящем самолёте на высоте пять с половиной километров вдруг наступит тишина?! Машина мелко-мелко задрожала. Затрещали все её сочленения. Заскрежетало правое крыло. Что-то стукнуло в корпус спереди. В салоне же стояла мертвейшая тишина. Люди сразу поняли, что последует за этим, и не нарушали этой последней в своей жизни торжественной паузы тишины. Никто даже не оглянулся на молоденькую стюардессу и не бросил укоризненного взгляда. Всё застыло в ожидании развязки.

От неожиданности я так резко развернулся, что локтем случайно зацепил девушку.

— Простите, — почему-то шёпотом извинился я.

Она же, ничего не говоря, наконец-то справившись с ремнём безопасности и поднявшись, бесстрашно пошла в кабину к пилотам.

В это мгновение заговорил динамик над её местом. Лётчики призывали к себе стюардессу. Она вошла к ним и спустя несколько секунд вернулась. Что-то неуловимое изменилось в её облике, но что именно, трудно было ухватить. Профессионально улыбаясь, девушка сообщила, что командир воздушного корабля приносит всем свои извинения и просит пристегнуться, так как необходимо поменять эшелон, а также просит всех соблюдать спокойствие, ведь это обычная процедура. Бортпроводница поинтересовалась, не нуждается ли кто в чём-либо, и, не услышав просьб, прошла к моему месту, придерживаясь за спинки кресел, так как идти по уходящему из-под ног полу иначе нельзя было. Осторожно присела, снова не пристегнувшись.

Ей, конечно, никто не поверил, но и не возразил. Никто не потребовал к себе отдельного внимания. Ей предоставляли возможность стать такой же, как и все, подготовиться достойно встретить свою судьбу. Её освободили от служебных обязанностей и простили, хоть никто и не обвинял.

Как работник аэрофлота девушка держалась потрясающе, однако мне, сидящему рядом, было видно, что сквозь маску приветливости и дружелюбия проглядывало отчаяние. Не знаю, может, это и плохо, да только в те мгновения я почему-то не испытывал страха. Может, просто не понял и не успел испугаться: ведь все мои мысли были совсем не здесь, в терпящем бедствии самолёте.

Выбираясь из самим собой же созданного кокона, я вдруг ощутил, что кому-то нужен. Это знание пришло само собой, я даже не пытался выяснить причины такого яркого чувства. Вид бесстрашной девчонки с потрясающими глазами, сидящей рядом, внушил мне такое уважение ко всему роду женскому, что я тут же простил им всё, что было, и даже то, что будет.

— А Вы безумно красивы. Я таких красивых никогда не встречал, даже в кино не видел, — одними губами произнёс я.

— Что? — не поняла она, прислушиваясь к чему-то, возможно, к своим внутренним ощущениям.

— Я говорю, что Вы очень красивая. Боюсь, что к концу полёта буду просить у Вас руку и сердце.

— Не смешно, — отрезала она.

— А я и не смеюсь, — возразил я, разглядывая её вьющиеся, рассыпавшиеся по плечам, волосы. — Боюсь, что я уже влюбился, и Вам теперь придётся отбиваться от очередного назойливого поклонника. И зачем аэрофлот берёт на работу таких красивых?!

— Чтобы привлекать таких легкомысленных пассажиров. Знаете, как бабочки летят на свет, так и пассажиры начинают брать билет совсем не туда, куда хотели лететь изначально.

— Нехорошо. Пусть я и легкомысленный, но всё ж… А как же насчёт человечности? Я же теперь жить без Вас не смогу. Вот возьму сейчас и выброшусь из самолёта, если Вы не согласитесь стать моей судьбой.

— Прекратите паясничать.

— Но я и не думал паясничать, — возмутился я. — Вы обижаете меня своим неверием. Если Вам необходимы доказательства, так я сейчас их Вам предоставлю, — с жаром произнёс я, хватаясь за пряжку ремня и одним движением расстегнув оную. — Боюсь только, что мы с Вами после этого уже никогда не встретимся. Во всяком случае, на этом свете.

— Помолчите, пожалуйста, — взмолилась она.

— Что случилось? — еле слышно спросил я, круто меняя тему разговора.

— Ничего. Всё в порядке.

— Не лгите мне, — возразил я. — Я же вижу, что мы летим без двигателей.

Машину продолжало безжалостно швырять в разные стороны. В полной тишине отчётливо было слышно, как скрипит каждая заклёпка этого, наверняка, не нового транспортного средства. Народ безмолвствовал. Волна смертельного страха, сковывающим панцирем, навалилась на обречённых.

— Ч-шш! — вздрогнула она. — Всё будет хорошо.

Подбородок её предательски дрогнул. Бледность внезапно выступила, заменив румянец юной красавицы и внешнее спокойствие.

— Вы так думаете? — спросил я, улыбаясь, очень довольный чем-то, и беря её руку в свои ладони. — Вы, наверно, не знаете, какая Вы красивая. Особенно сейчас, — искренне восхитился я.

Она чуть качнула головой, а может, это просто в очередной раз встряхнуло самолёт, не знаю, но, тем не менее, я продолжил:

— Вы напрасно мне говорите неправду. Нельзя лгать перед уходом в мир иной.

Она резко обернулась ко мне. В глазах стояли слёзы. Наши взгляды встретились. Бальзам всевышнего излился на меня. Я встрепенулся, пытаясь из последних сил высвободиться из плена Афродиты. Но было поздно. Очень поздно…

— Мне всего девятнадцать, — срывающимся шёпотом сообщила она. — Я жить хочу! Честно! Я ещё никого не любила! Я любить хочу! По-настоящему.

Серебряная слезинка побежала по её прекрасной ланите. Очень осторожно я коснулся щёчки и снял предательскую капельку.