Алан Аюпов - Сад фонтанов

Я вернулся на кухню. Дымящаяся чашка ароматного чая ждала меня на столе. Я переставил её на другое место, не на то, на каком обычно сидел, и удобно умостился. Передо мной на стене оказались ходики. Да, да! Самые обыкновенные старинные часы-ходики. Моим способностям удивляться наступил конец. Я взглянул на окно через парок от чая. Оно двоилось. Тут в мою одуревшую голову вломилась очередная мысль и я, как ошпаренный, подскочил. У братьев Стругацких был рецепт для отличия галлюцинаций от реальности. Очень-очень сильно я ущипнул себя. На руке остались два кровавых следа. Было довольно больно. Тогда кинулся в прихожую, где видел огромное зеркало. В нём отражалась часть стены за моей спиной и моя очумевшая физиономия. Прикрыв веки, нажал на глазное яблоко. Зеркало раздвоилось. По всем признакам это не была галлюцинация. Но я точно знал, что это был не мой дом, точнее, не моё время. Это никак не укладывалось в мозгу. Начитался всякой фантастики, вот и одурел. Не в состоянии отличить реальность от выдумки. Кажется, надо идти к психиатру или как они там называются? Это только американцы жить без них не могут, а у нас про них толком никто ничего не знает. У нас всё гораздо проще. Тяпнул гранчак, вот тебе и всё лечение.

В который уже раз вернулся на кухню к остывающему чаю. Отхлебнув глоток и глядя на уже редеющий парок, вдруг вспомнил, как, будучи ещё в младенческом возрасте, впервые в своей жизни, в осознанном состоянии, конечно, воспользовался услугами аэрофлота. Я сидел в огромном кресле у самого иллюминатора и разглядывал виднеющийся вдали засыпанный снегом по самые лопасти вертолёт, торчащий из сугроба хвост кукурузника, и двухэтажное здание аэровокзала. Наши места оказались перед крылом самолёта, и мне хорошо было видно, как начинали раскручиваться винты, ускоряя обороты, и удивительное превращение лопастей сначала в туманный круг, а потом и вовсе исчезнувших в бешеном вращении. Тут я заметил, что вокзал не двухэтажный, а четырёх. Ещё раз внимательно пересчитал, загибая пальцы, и понял, что не четырёх, а больше. Над первыми двумя этажами появились ещё два, а над этими двумя, ещё точно таких же два и так далее до тех пор, сколько можно было увидеть из маленького иллюминатора. От восторга я завизжал, тыкая пальцем в стекло. Отец глянул и спросил, чего это я так ору. Продолжая тыкать пальцем, я попробовал объяснить. Он снова заглянул в иллюминатор и, откинувшись на спинку кресла, сказал, чтобы я прекратил вопить, так как вокзал как был двухэтажным, так и остался. На меня словно бочку холодной воды вылили. Я же чётко видел, как дом громоздился на доме. Странный это был эффект. Спустя несколько лет, когда уже пошёл в школу, был подобный случай. Разница была в том, что демонстрировавший видел то же самое, что и я. Мы стояли на огромном сугробе на уровне второго этажа. Возвращаясь со школы, я взобрался сюда, чтобы покидать в солнце снежные комья. Они, конечно же, не долетали и до ближайшего здания не то, чтобы до звезды, но сам процесс был интригующим, а вдруг доброшу?! Тут ко мне вскарабкался пацан лет пятнадцати. Он некоторое время наблюдал за моими тщетными потугами, а потом сказал:

— Не так надо.

— А как? — спросил я.

— Вот так, — ответил он и, взяв довольно внушительный ком, бросил его в солнце.

Ничего не произошло. Я во все глаза смотрел, однако совершенно ничего не изменилось. Снежный ком долетел до угла дома и врезался в такой же сугроб напротив.

— Не получилось… — сказал он как бы про себя.

Потом взял новый ком и, размахнувшись, сильно, с лёгким разворотом, метнул свой снаряд. В первое мгновение ничего не было. Правда, на этот раз мне не удалось заметить сам снежок и его траекторию полёта. И тут вдруг с солнцем что-то случилось. Оно покрылось тёмными спиралевидными кругами, которые, в свою очередь, стали со всё ускоряющейся скоростью вращаться по часовой стрелке, сжимаясь в точку. Сияние светила, бывшего до этого белым с жёлтой сердцевинкой, превратилось в разноцветное, преимущественно кроваво-красное, жёлто-оранжевое, постепенно переходящее от смоляно-чёрного края к центру. Откровенно говоря, я испугался, но в тот момент меня завораживала картина происходящего больше собственного страха. Когда же от солнца осталась только маленькая кровавая точечка, пацан сказал:

— Ну, хватит, — и, спрыгнув с сугроба, зашагал в сторону школы.

В следующее мгновение всё стало на своё место. Солнце сияло по-прежнему ровным бело-жёлтым светом, выглядывая из-за угла ближайшего строения. Всё также белел снег. И ничего не осталось от только что происшедшего. Я удивлённо смотрел то на солнце, то вслед уходящему мальчишке. После этого мои тренировки по метанию снежков в солнце прекратились навсегда. Я боялся, что вдруг попаду в него, и оно погаснет. Как быть с перегоревшей лампочкой, мне было ясно, а что делать с погасшим солнцем и как его вновь зажечь, я не знал.

Щебетание дверного звонка вырвало меня из объятий воспоминаний. Поставив пустую кружку на стол, подошёл к разделочному столу, на котором стоял заварничек. В дверь снова позвонили. С сожалением, поглядев на чайничек, побрёл отпирать.

— Кто там? — гаркнул я с порога своей квартиры, не испытывая особого желания подходить к входной двери тамбура.

Тут надо заметить, что мы с соседями построили (я бы сказал, они сварганили, так как лично моё участие в этом проекте свелось к отстёгиванию причитающейся с меня суммы) общий коридорчик на две квартиры.

— Открывай, давай, скорей! — послышалось из-за двери.

По дубовой обшивке деликатно забарабанили костяшками пальцев.

— Что ещё там за аристократ выискался? — буркнул я сам себе под нос и, сделав два шага, крутанул замок.

Тяжёлая бронированная дверь медленно приоткрылась. На площадке стояла женщина лет сорока, сорока пяти. Среднего роста, с коротко остриженными сине-зелёными волосами, торчащими в разные стороны, как иглы у дикобраза. Неестественно красные губы выделялись на ненатуральном румянце щёк. Глаза скрывались за стёклами «кисок». Одета она была не дёшево.

«Крашеная», — мелькнуло в голове. Женщина же, в свою очередь, нисколько не смущаясь, прошла мимо меня прямо в квартиру. По пути скинула туфли подле отопительной трубы, и продолжила своё движение в глубь дома. Сунула, не глядя, сумочку под зеркало в прихожей и, ни на мгновение не притормаживая, направилась в ванную. Я, обалдев, закрыл входную дверь и почаляпал за ней. Гостья же преспокойненько мыла руки, с любопытством разглядывая своё отражение в зеркальном шкафчике для банных принадлежностей.

— Простите, — обратился я. — А вы, собственно говоря, к кому?

Дама от неожиданности даже мыло выронила. Оно упало на край раковины и, как ребёнок с горки, скатилось в глубь, закрыв собой сливное отверстие.