Алан Аюпов - Сад фонтанов

— Что с ней? — с недоумением спросил мужчина, ни к кому не обращаясь.

Я сам с удивлением глядел на него и, кажется, понимал, в чём дело.

— Послушайте, — обратился я к нему. — Взгляните, пожалуйста, вот сюда.

Он обернулся и впервые взглянул на меня.

— Да не на меня, а в зеркало, — уточнил я.

В огромном зеркале, висящем в прихожей, прямо напротив дверей в зал, отражались обе наши недоуменные рожи. Я с довольным видом наблюдал, как его глаза постепенно вылезают из орбит. Ещё бы. В стекле торчали две совершенно одинаковые рожи. Мало того, одеты мы оказались один к одному. Как можно было бы различить? Ума не приложу.

— Вот это да! — восхищённо сказал он. — У меня вообще-то нет никаких братьев, не то, чтобы близнецов.

— У меня тоже, — согласился я и продолжил. — Но этим наше сходство не заканчивается. Тут ваша жена такие подробности приводила, что мне даже неудобно об этом говорить.

Он, наконец-то оторвался от созерцания наших отражений и взглянул на меня.

— А как вы тут оказались? — спросил он.

— Это история ещё та, но о ней мы ещё поговорим и довольно основательно. Тут, кажется, будет очень и очень интересно и вам и мне, — заговорил я, и тут во второй раз открыла глаза женщина.

— Стас, — позвала она, глядя на меня.

— Я тут, — отозвался мужик, однако она продолжала смотреть на меня. — Стасик, — повторила она, и по её щекам потекли крупные слёзы.

— Да что с тобой, любимая? — разволновался он.

— Я её прекрасно понимаю, — заговорил я. — Ей трудно поверить в двух мужей, вот и всё…

— Бросьте свои дурацкие шуточки, — перебил он меня.

— Стасик, он ведь не шутит, — подала голос женщина.

— Ладно. С этим мы разберёмся чуть позже. Лучше ответьте мне, почему вас зовут Стасом? Ведь вас должны звать, как и меня, — перешёл к решительным действиям я.

— А почему меня должны звать, как и вас? — в свою очередь спросил мужик.

— Это я вам объясню позже, а пока что отвечайте на мои вопросы, не то мы никогда не разберёмся что к чему.

— Да, вы правы, надо же кому-то быть в здравом уме, — проговорил он, внимательно глядя в лицо своей жене. — Стас — это моё прозвище ещё со школы. Я так увлекался разведчиками и литературой по этому вопросу, что меня прозвали Юстасом, Помните «Семнадцать мгновений весны» Юлиана Семёнова? Вот оттуда, но постепенно «Ю» куда-то исчезло, а остался только «Стас».

Я вспомнил своё увлечение Штирлицем и тут понял — это одно из ответвлений моей жизни. Иначе говоря, один из миллионов несостоявшихся вариантов моей судьбы. Мне стало страшно. Я блукал в собственной памяти и её воображении. Ведь из каждой секунды жизни можно было, да оно так, наверное, и было, начинать совершенно другую жизнь. И таких вариантов несчётное количество… Случайно приоткрывшийся занавес таинственности привёл меня в ужас. Блукать по параллельным мирам без ориентиров — перспектива не из приятнейших, если не сказать больше, а блуждать по собственному подсознанию…

«Вот тебе и бриллианты! — всплыло в подсознании. — Кажется, это в каком-то письме про камни было, — судорожно вспоминал я и вдруг вспомнил: — А стюардесса?!» Рука инстинктивно потянулась к груди. В ярком свете люстры вспыхнул костёр!.. Всё поплыло у меня перед глазами. Очертания предметов разъехались. Пол покачнулся. В последний миг попытался ухватиться за косяк двери, но рука скользнула в пустоте, и сознание покинуло меня.

«Стрела пропоёт, и конь захрипит,

И ворон взметнётся бедою.

И некому будет меня окропить

На утро живою водою».

Никогда в жизни я не терял сознания, а если и было такое, то мне об этом почему-то никто не сообщал. Поэтому не могу сказать точно, то ли я терял его, то ли нет. Но вернулся в нормальное состояние как-то сразу. Где-то высоко в небе пищала какая-то пичуга. Лёгкий ветерок овеивал приятным теплом. Яркое утреннее солнышко ласково пригревало. Бриллиантовой россыпью горела роса на травинках. В глубокой синеве не было ни единого облачка. Создавалось впечатление, будто можно было увидеть звёздное небо.

Я осторожно поднялся с места, где лежал. Примятая трава образовала что-то наподобие мягкого ложа в форме человеческого тела. Куда не глянь, был простор и первозданная красота. Воздух был настолько прозрачен, что его совсем не чувствовалось. На всякий случай помахал рукой. Нет, он всё-таки был, а иначе как бы я дышал? Немного постояв, озираясь на все четыре стороны, снова сел. Опять меня куда-то занесло. Что от меня всё-таки требуется, я никак понять не мог. События последних дней или часов настолько переплелись, завязались в Гордиев узел, которому требовался свой Македонский, я таковым себя не считал, а потому потерял всякую надежду разобраться хоть в чём-нибудь. Что тут надо было делать? Или вообще ничего, Может просто наблюдать? Тогда зачем? Голова пухла от вопросов и ни одного ответа, даже намёка. Тяжело вздохнув, обхватил свою бедную головушку руками и сильно сжал. Сзади послышался шорох травы. Кто-то шёл ко мне. От встреч я так же устал, как и от путешествий. Самым большим моим желанием было вернуться в свой привычный мир, пыльный и грязный, загазованный и шумный, кровавый и злобный, но мой, а всё происшедшее считать плодом фантазии, однако именно этого сделать я и не мог.

— Что? Плохо? — спросили меня.

— Нет, хорошо, — ответил я, не поворачивая головы и не отрывая от неё рук.

— Бывает, — посочувствовали мне. — Да вы так не убивайтесь. Здесь всё не так, как вам кажется.

— А что мне должно казаться? — поинтересовался я.

— В том-то и дело, что вам ничего не кажется. Всё происходит на самом деле с вами. С чего вы решили, что в какие-то миры попали или временные пояса? Такого просто не бывает.

— Чего не бывает? — спросил я, отрывая руки от головы и поворачиваясь к говорящему.

— Всего того, чего вы себе понапридумывали.

— Я не понимаю, чего это мы «понапридумывали»? — снова задал я вопрос, с удивлением разглядывая сидящего на корточках рядом со мной мальчишку лет девяти.

— Я говорю о вас лично, а не обо всём вашем так называемом человечестве. Вы сами себе создали барьер, который перейти не можете. Удалите его, и всё станет на свои места.

— О каком барьере идёт речь? Я совершенно ничего не понимаю. Как можно говорить о том, чего не понимаешь?!

— Я-то понимаю, а вы не желаете этого понимать.

— Да что, в конце-то-концов, мне надо понять, чёрт вас всех подери! — чуть не взвыл я. — Кончайте своё словоблудие!

— Хм, — протянул мальчуган и улыбнулся. — А вы подумайте, что же вам хочется понять в первую очередь?

— Мне? Понять? — как заворожённый я смотрел на пацана и понимал, что где-то он прав. Мне стоило сначала разобраться со своими чувствами и желаниями, и только после этого приступать к каким-то анализам. Я же валил всё до кучи и пытался в ней копаться, не имея ни малейшего понятия с чего начинать.