Лорен Стефано - Разрыв

Он встает и придвигает спинку своего стула к столу, потом стул Сесилии, затем мой.

- Ты и Сесилия можете спать на кровати. Я посплю на диване в библиотеке моего дяди. Я поставлю плетеную кровать Боуэна в спальне, но ты не волнуйся, ночью обычно он спит.

- Вы действительно остаетесь на выходные? – спрашиваю я.

- Так будет лучше для Сесилии – говорит он – Она была не в себе в последнее время – он задерживается в дверном проеме на мгновение, поворачиваясь ко мне – Это даст вам обоим шанс как следует попрощаться. Это поможет ей отпустить тебя.

Сесилия стоит возле зеркала в спальне и хмурится. Ее рубашка задрана к груди, она трогает пальцами розовые полоски на коже, на своем увеличившемся животе.

- Ужасный, правда? – говорит она – Боуэн растянул мне живот на столько, на сколько, это было возможно.

Я сижу на кровати, уставившись в книгу, которую взяла в библиотеке Рида. У него меньше книг, чем у его брата и они все изодраны и стары. Я думаю, он унаследовал только часть коллекции. Некоторым книгам досталось от времени, страницы рваные и некоторые места закрашены черной краской. Мне попалась книга об открытии Америки – меня она заинтересовала изображением судна на обложке – но страницы были заполнены разъяренными примечаниями. Обзывая текст ложью, этот человек писал небрежно и грязно, некоторые записи настолько неаккуратны, что я не могу их разобрать. В любом случае я не хотела их читать, я просто хотела посмотреть на корабли и попытаться вспомнить пальцы Габриэля в моих волосах. Я переворачиваю страницу и вижу еще одно грузовое судно. Габриэль показывал мне что-то похожее. Он бы знал, как быстро оно может плыть по воде. И все же судно выглядит обремененным весом своего груза. Могу поспорить, что если бы я убегала, для меня было бы легко скрыться, среди высоких ящиков, но мне потребовались бы месяцы, чтобы доплыть до Габриэля. Это было бы мучительно, плыть так медленно. Но медленно было бы лучше, чем совсем ничего.

Сесилия продолжает говорить о том, как она потеряла свою юность, что тело ее, уже никогда не будет прежним, но насколько она счастлива, быть частью всего этого. Любое чудо укрепляет надежду. Я не хочу видеть ее голый живот, который постепенно принимает форму вопросительного знака: ее суставы, щечки и ножки, всегда ярко-красные. Она рожала своего первого ребенка с трудом, теряя сознание, крича, потом она пришла в себя, но она была бледная от потери крови. Я не хочу снова видеть все это. Меня это пугает. Но это неизбежно. Так как Сесилия здесь со своим сыном, спальня пропиталась детским запахом. Порошок и слабый запах сладости, которая задерживается на младенческой коже. Вся комната пропиталась этим. Здесь больше детского, чем ее.

- Разве ты не устала? – спрашивает она, падая на кровать рядом со мной и снимая носки, прежде чем забраться под одеяло – Ты не хочешь одеть свою ночную рубашку?

- Сейчас – говорю я – Я думаю, еще немного почитать. Я могу уйти в другое место, если тебя беспокоит свет.

- Нет. Останься. – Она зевает, кладет голову на мое колено и закрывает глаза. Через несколько минут я слышу тяжелые вздохи и хрипы, которые заставляют меня поволноваться. Мы были привезены Линдену, как размножающиеся машины и Вон видел больше возможностей в самой молодой из девочек, кто пойдет по этой дорожке: Сесилии. Я не сомневалась, что выберут ее. Он видел в ее глазах уязвимость и решимость. Она сделала бы все что угодно, чтобы принадлежать его сыну, после жизни, где у нее не было никого.

Что с ней происходит? Что заставляет молодую девушку рожать второго ребенка, меньше чем через год. На щеках у нее сыпь; пальчики пианистки раздуты. Во сне она цепляется за мою рубашку, как Боуэн цепляется за нее. Так, как ребенок цепляется за мать. Я пропускаю пальцы через ее волосы, переворачивая страницы. Я просмотрела изображения кораблей во второй раз, не читая, когда слышу мягкий стук в дверь. Я знаю, что это Линден. Рид никогда не поднимается наверх, ночью. Фактически, я даже не знаю, где он спит и спит ли вообще.

- Войдите – говорю я.

Линден тихо проскальзывает в спальню, через небольшой промежуток в дверном проеме. Его почти не видно. Он смотрит на Сесилию и меня, и я чувствую себя моделью в незаконченном портрете. Жены Эшби. Когда-то нас было четверо.

- Она спит? – спрашивает Линден.

- Я не сплю – бормочет Сесилия – Я видела сон, мы катались на коньках.

Она садится, потирая глаза.

- Я хотел узнать, как ты себя чувствуешь? – говорит Линден ей, но не мне. Я ничто – тень на стене.

- Может, ты хочешь пить? Как твои ноги?

Она просит помассировать ей спинку, и я беру свою книгу и выскальзываю из спальни так же тихо, как пришел Линден.

Я запомнила, какие половицы в коридоре не скрипят, поэтому я не беспокою Рида. Окно в библиотеке открыто. И пол и стены и книги все обдувается прохладным ночным ветерком. Я слышу сверчков, бут-то они сидят на полках. Звезды такие яркие и свободные, что их свет заполняет комнату, делая все серебряным. Я кладу на полку книгу с кораблем и вожу пальцем по корешкам других книг, ничего конкретно не ища. Все равно, мне кажется, я слишком устала, чтобы читать. Я вижу подушку и одеяло на диване, смотрится маняще, но я не имею права, ложится в постель, которую постелил для себя Линден. Я смотрю на корешки.

- Мой дядя раньше позволял мне думать, что это кирпичики – говорит Линден, испугав меня. Он вытаскивает книгу в твердом переплете, взвешивает ее в руке, затем кладет ее назад – Мне нравилось строить из них здания. Они никогда не получались у меня так как я хотел. Но это хорошо. Это научило меня трем вещам: то что я вижу у меня в голове, то что вырисовывается на бумаге, и в конце концов то, что получается на самом деле.

По некоторым причинам мне тяжело смотреть ему в глаза. Я киваю на одну из книжных полок и говорю:

- Возможно потому, что в уме ты не волновался о строительных материалах. Таким образом, ты был неограничен.

- Проницательно – говорит он. Он делает паузу – Ты всегда была проницательна в таких вещах.

Я не знаю комплимент ли это, но хочется думать, что это так. После этого мы молчим, невозможно выдержать такую атмосферу, то безразличные сверчкам и лунному свету все равно, мне нужно разорвать эту тишину и я решаюсь, но из меня выходит лишь два слова:

- Мне жаль.

Я слышу его учащенное дыхание. Наверно он удивлен, так же как и я. Я не знаю, потому что не вижу выражение его лица.

- Я знаю. Ты думаешь, что я ужасна. Я тебя не виню – Вот и все, я нашла в себе храбрость, чтобы это сказать. Я волнуюсь, теребя кромку своего свитера. Одно из творений Дейдре конечно. Изумрудно – зеленый, с искусно вышитыми золотыми листьями. С того момента как они возвратились ко мне, я в них спала. Я соскучилась по этим вещам, насколько они могут быть удобными, они сидят на мне как влитые, очерчивая каждую частичку моего тела, мне не хочется их снимать.