Татия Суботина - Жажда

— Да.

— Но как?!

— Где мама? — проигнорировала я ее изумление и ненужные вопросы. Любовь к сестре не испарилась чудесным образом, из-за этого ее вероломство ощущалось только острее и болезненней. — С ней все в порядке?

— Уехала к тете Наташе в гости, — растерянно пригладила взлохмаченные волосы Машка, зябко кутаясь в куртку Сергея, что я прихватила из дому. — Когда ты исчезла, никому ничего не сказав, она нервничала, вот тетя Наташа и решила забрать маму к себе, чтобы отвлечь.

С одной стороны я ощутила укол вины, что стала причиной опасного для здоровья матери стресса, с другой же стороны — обрадовалась, что с ней не только все в порядке, но и мама сейчас далеко от всей этой кутерьмы. Я никогда не смогла бы простить себе, если бы с ней что-то случилось, да еще и по моей вине. Тетя Наташа, мамина двоюродная сестра, не так часто появлялась в нашей жизни, как только вышла замуж, переехала к мужу в другую страну. Но от тетки у меня остались самые положительные воспоминания, поэтому сейчас я полностью успокоилась, осознав, что мама рядом с ней в безопасности.

Периодически из дому слышалось рычание, возня, шум, точно что-то ломалось. Воображение рисовало страшные картины. В такие моменты моя реакция с сестрой была на удивление едина. Мы обе замирали без движений, прислушиваясь, и, как будто забывали дышать.

— Где ты была, Марта? — спросила Маша, когда рычание и шум в очередной раз прекратилось.

— Не все ли равно?

— Я твоя сестра, конечно, мне не все равно!

— Надо было вспомнить об этом перед тем, как ложилась под моего жениха! — выплеснулась обида.

— Он тебе был не нужен! — нахмурилась Маша. — А я люблю его! Нам хорошо вместе!

— Нет, не любишь, — запротестовала я, ощущая как из глубины души поднимается жгучий гнев. — Что ты можешь знать о любви, Маша? Разве она заключается в сексе?

— А ты даже и этого не можешь! Сергей все мне рассказывал!

Я задохнулась:

— Он — садист!

— А что если мне нравится?!

— Замолчи! — рычание вырвалось так резко, что услышав его, я задрожала.

Даже не сразу осознала, что этот дикий звук принадлежал мне.

— Что ты такое?! — попятилась Машка. — Твои глаза…

Не смотря на абсурдность ситуации, сквозь плотную стену гнева и обиды смогло пробраться еще одно чувство — стыд. Зажмурившись, я попыталась взять под контроль разбушевавшиеся эмоции, когда же открыла глаза — сестра больше не отшатывалась от меня, как от привидения.

— Что это было?

— Это сложно объяснить, — поморщилась я.

— Ты человек?

— Не знаю, — сбивчиво попыталась начать рассказ, но нужные слова, как назло ускользали мимо. — Данил, бабушка…

— Что бабушка?

Маша даже вперед подалась, переступая с ноги на ногу, точно изнывала от нетерпения.

— Подарочек мне оставила, — мрачно усмехнулась я. — Мистическое наследство.

Какое-то время сестра молчала. Меня одновременно и тревожила ее реакция на все произошедшее, и беспокоило то, как бы лично я среагировала, будь на ее месте. Так что и молчание сейчас казалось совсем не плохим вариантом.

— Почему все лучшее всегда достается тебе? — злой Машкин шепот прорезал ночную тишину и отозвался во мне болью.

Если совсем недавно я жалела, что сестра молчала, то сейчас, вовсе не была рада ее решению заговорить. Слова жглись и были наполнены таким ярким чувством, что у меня першило в горле от невыплаканных слез.

— О чем ты?

Машка поморщилась, одарив меня болезненной улыбкой:

— О чем?!

Она говорила, выплескивая такую мощную ненависть, что у меня перехватывало дыхание.

— О том, что баба Стася тебя любила больше всех, меня же почти не замечала! Мама постоянно восхищалась, Марточке то, Марточке се. Хочешь бегать по лесу — пожалуйста! Хочешь диплом получить и мазюкать дальше — да, пожалуйста! Марточке все всегда было можно! У нее же талант, правда? А знаешь, что она мне заявила на решение поступать в театральный? — сестра сгримасничала и продолжила язвительным тоном, старательно пытаясь спародировать мать. — Маша, будь разумной! Какая из тебя актриса?

Мне всегда казалось, что сестре, как меньшей, наоборот, доставалось больше внимания, заботы, ласки, но я не воспринимала это болезненно, потому как понимала, что именно так должно было быть, а не иначе. Машка же, видимо, была совершенно иного мнения, оставшись слепа к любви родных.

Думая, что боль в груди не могла стать крепче, я вновь ошиблась. Каждое злое слово Маши впивалось в меня, точно острое лезвие.

— Даже фигурой меня обделили! Когда ты уплетала пятый пирожок подряд, мама только добавку подкладывала, а стоило мне взять что-то лишнее, сразу звучало напоминание, мол, Маша, следи за фигурой, у тебя и так слишком пышные формы! Почему тебе вся еда, как не в кобылу корм, а мне приходится ущемлять желания даже в этом! Почему единственный парень, который мне нравился, влюбился в тебя?! Почему тебе все, а мне ничего?! А сейчас вот и это, — она махнула рукой в неопределенном жесте. — Глаза твои светятся… Почему все так?! Почему не мои светятся?! Как бы я ни старалась исправить ситуацию, а ты все равно остаешься в выигрыше!

— Маша, что ты такое говоришь?! Ты не понимаешь…

— Я устала быть запасной!

Неожиданно меня накрыло пониманием того, на что я всегда закрывала глаза — зависть наполнила сестру до краев, пропитав каждую ее клетку ядовитым стремлением урвать слаще кусок, чем у меня. И если я никогда сознательно не стремилась к соперничеству, искренне любя и заботясь о Машке, то она всегда хотела быть первой. Когда же родственные чувства ослепили меня настолько, что я пропустила момент изменения сестры? Когда моя наивная, маленькая Машка превратилась в этого злобного, завистливого зверька?

Как только с глаз упала пелена, во мне, будто, что-то щелкнуло, меняя режимы. Я смогла посмотреть на Машку совершенно иначе, каким-то другим зрением. И то, что увидела — ужасало.

— Ты пустая… — не осознавая до конца то, что говорю, прохрипела я. — Такая пустая… Как такое возможно?

Вглядываясь в Машино лицо, я видела лишь черноту, которая, как вакуум затягивала в себя весь свет и энергию.

Пока я пыталась справиться с потрясением, появился ответ. Вновь из ниоткуда. Точно знания при необходимости появлялись сами по себе из незримого и неведомого мне источника.

Черные эмоции, что Машка взращивала в себе изо дня в день, стало ядовитым семенем, и, наконец, дало плоды. Оно почти поглотило душу, наполнив ее знакомой и уже приятной Маше тьмой. Я не знала, как повернуть вспять этот процесс, вернув сестре доброту и наивность. Внутренний голос упрямо твердил, что ничего изменить уже невозможно. И выхода осталось всего два. Либо я смирюсь, оставив сестру в покое прожигать жизнь, либо, вмешаюсь и дам ход цепочке событий, что приведут к скорейшей смерти Маши.