Эрика О'Роурке - Избранная

Можно было легко понять, что при этих словах Джилл язвительно ухмылялась.

— Как вы думаете, он придет на ее выпускной в одежде заключенного? — группка захихикала, а она бодро продолжила:

— Мой отец играет в теннис со своим адвокатом, и тот сказал, что полиция предполагает, якобы мафия просто хотела запугать дядю Мо или что-то типа того. По сути, они должны были только избить ее.

— Нет, — прошептали девчонки. — И тогда вместо этого они убили Верити?

Кто-то еще подметил к слову:

— Они совсем слепые что ли? Как можно было их перепутать?

— Да, знаю. — Еще более злорадный смех. И всё же я не двигалась, замерла, лишь бы услышать больше.

— А за ней всё еще следят? Я имею ввиду… Если она в опасности, не значит ли это, что мы тоже? — они шептались, рассчитывая, какое воздействие может оказать эта опасность на их популярность.

— Вероятно, нет, — сказала Джилл, наслаждаясь каждой секундой своего звездного часа. Какая же она мразь! Она, конечно, всегда ей была. Я знала, что смерть Верити никак не связана с моей семьей — в этом я была абсолютно уверена. Но это последнее едкое заявление вызвало во мне ужасное чувство.

Интересы Ковальски по отношению к дяде Билли, напористая тактика Эльзы, постоянная бдительность Колина, нарастающая паранойя мамы — они так среагировали, как будто они верят, что здесь должна быть какая-то связь. И для этого у них должна была быть только одна причина, если слухи про моего дядю и мафию являются правдой.

Я вонзила ногти в ладонь и стерпела, когда Джилл продолжила:

— Они сделали это в назидание, разве не похоже на это? Кроме того, одна мертвая девушка — еще может быть случайностью, а вот две… Вот это уже вызвало бы большой переполох в СМИ.

Её слова звучали так самодовольно, так умно, что я хотела схватиться через изгородь за ее обесцвеченные волосы и выдрать их с корнем. Она трепалась о том, что сама подслушала, и приукрасила всё так, чтобы только заполучить больше внимания. Она никогда не любила Верити. Она всегда завидовала, что кто-то, у кого не было так много денег и кто был не такого высокого социального положения как она, мог быть искренне любим и популярен, в то время как Джилл скорее боялись, чем любили. Но я всё же промолчала. Осталась в тени, как всегда.

— А Мо знает об этом? — спросил кто-то.

— Ну, конечно! Иначе почему еще ей приходится так тихо себя вести? Она не дает никаких интервью. Каждый раз, когда она разговаривает с кем-то из полиции, то при ней всегда находится какая-то адвокатша, которая берет 800 долларов в час, и вы же видели ее на похоронах — она даже не захотела с нами поговорить. Это ее вина, и она это знает.

Хватит. Я должна уйти. Я споткнулась, но мне было всё равно, услышал меня кто или нет. Огни расплывались, стены и пол оказались под каким-то странным углом. Люди пялились на меня, когда я протискивалась мимо в переполненной комнате, ища Лену. И я чувствовала, они видели, что я пьяна. Завернув за угол, я побежала к Сэту. Его лицо просветлело, и он схватил меня за руку.

Я вырвала руку и побежала в другой коридор; я отчаянно искала выход. И зачем мне вообще искать Лену? Мне всего лишь нужно было найти другой путь домой. В конце концов, я нашла входную дверь и чуть не упала со ступенек. Пока я брела по дороге, я жадно хватала ртом воздух. Не имеет значения, где я сейчас находилась, пока это было достаточно далеко от вечеринки.

История Джилл была абсурдом. Ну, при чем здесь мой отец, ведь не было доказано, что дядя Билли как-то связан с этим отмыванием денег, из-за которого осудили моего отца. Отец был мошенником, причем паршивым. Но дядя Билли был чист — по крайней мере, настолько, насколько это было возможно в Чикаго. Он никогда бы не сделал того, что могло бы навредить семье. Он обещал мне. И я верила ему. До сегодняшнего вечера.

Верити дала бы отпор Джилл. Она бы не пряталась за кустом и не допустила бы, чтобы какая-то злобная затасканная потаскуха, недоделанная Пэрис Хилтон, плохо отзывалась о ее семье и ее подруге. Но, как я уже говорила, я не такая как Верити. Я даже не могу приблизиться к тому, что быть хоть немного похожей на нее.

Я бросила взгляд на кольцо, на его белое, подобное солнечному сияние, которое мелькало в глубине темно-голубого камня, когда на него попадал свет от фонаря. Оно идеально подходило мне. Может быть, именно поэтому Верити не носила его. А может, чтобы сохранить его до тех пор, пока она не сможет отнести его к ювелиру и исправить размер. Кто вообще знает, почему она за последние пару месяцев делала что-то так или иначе? Не я, это уж точно.

По крайней мере ночь была прекрасна: приятная прохлада ощущалась на моей разгоряченной коже. Луна, почти полная, разливала белый свет по округе. В этом квартале были исключительно большие, элегантные дома, старые деревья и многочисленные уличные фонари. Я какое-то время просто прогуливалась, пока в голове не прояснилось, после я повернула обратно и решила подождать Лену у машины.

Температура падала, пока я шла по хорошо освещенному тротуару. Я немного ёжилась на легком ветру, хотелось бы мне, чтобы у меня сейчас оказался с собой свитер. Я пошла по улице через маленький парк. Там была бейсбольная площадка, трибуны и игровая площадка с металлической горкой, качелями и геодезическим куполом. Я покопалась в сумочке в поисках своего мобильного и высматривала какой-нибудь уличный указатель. Я могла бы позвонить Лене. Она бы забрала меня, если бы я смогла узнать, где я нахожусь.

Или я могла бы позвонить Колину. Он при любых обстоятельствах сможет меня найти. Правда, если я позвоню Лене, маловероятно, что она станет орать на меня.

Легкий ветер освежал, а лунный свет отбрасывал на игровую площадку ромбовидные тени от шведской стенки. Качели тихонько сталкивались друг с другом, и их цепи позвякивали. Мне показалось хорошей идеей присесть, и я пошла к металлической крутилке, но зацепилась каблуком о бордюр, из-за чего резко и болезненно подвернула лодыжку. Отлично.

Я доковыляла до крутилки, устало приземлилась на нее и прислонила голову к металлическим поручням. Боль в лодыжке притуплялась, и я стала массировать ушибленную ногу, другой крепко упершись в землю. Мои черные сандалии на остром каблуке были не самой подходящей обувью для поспешной ходьбы на пьяную голову. Будь здесь моя мама, она бы сделала мне какое-нибудь набожное замечание по поводу опасности желания нравиться другим. И сразу после этого она бы меня придушила…

Это парящее чувство, которое вызвал во мне Космополитан, не смогло заставить меня забыть о тяжелом бремени, которое взвалилось на мои плечи после слов Джилл. Хотя я уже слышала сплетни про моего дядю, они не были настолько прямыми, но никогда не слышала сплетен о себе. Даже знание того, что смерть Верити никак не связана с моей семьей — Люк дал ясно понять, что здесь нет никакой связи, и он, казалось, был более чем заинтересован в этом, всё же ничего нельзя было изменить и это не могло уменьшить ужас и гнев, которые переполняли меня изнутри.