Софья Ролдугина - Моя рыжая проблема

Появился рыжий.

Он возник в поле действия купола, и меня сразу выбило из транса: таких ярких, чистых и позитивных эмоций с толикой страха, неуверенности в себе и предвкушения «полной задницы» я не ощущала уже давно. Забавно: «полная задница» было первым словосочетанием чужого языка, которое легко распозналось и легло на уже знакомую основу. Даже картинка перед глазами вспыхнула. Пока я сидела и, роняя почерневшие элирии, приходила в себя от потрясения, тощий рыжий парень в тёмном костюме раскидал моих похитителей, как вентилятор — пенопластовые шарики. Что‑то полыхнуло, взорвалось, загрохотало… Запахло жжёной плотью, очень похоже на палёные волосы, но гаже, почти до рвоты. Купол схлопнулся до пары шагов в диаметре, и вовремя: недоставало ещё отхватить потрясающих ощущений обожжённого и умирающего человека.

А в следующую секунду рыжий оказался у моей клетки.

— Ты в порядке? — спросил он.

Голос оказался приятным, а смысл сказанного — понятным. Образы и эмоции ввинчивались в мою голову так, что на мгновение захотелось даже закрыться. Ментальное надругательство какое‑то. Я кивнула, он недоуменно нахмурился: похоже, такая невербальная форма согласия была здесь не в ходу. Пришлось повторить, сопровождая пояснительным импульсом.

Рыжий вспыхнул радостью:

— Хорошо. Бежим!

Он двинул руками, как‑то дико изгибая пальцы и запястья, и снова бабахнуло. Клетка развалилась на части, причём верх её отшвырнуло шагов на тридцать. Рыжий ухватил меня за руку — меня, эмпата! — и вздёрнул на ноги.

А в следующий момент мы уже бежали, как сумасшедшие, а я могла только мысленно вознести хвалу умнице Нэсс за то, что она отговорила идти на свадьбу на каблуках.

Каменный пол оказался предательски влажным и осклизлым. Кое — где попадались здоровенные пятна то ли плесени, то ли водорослей, и там скользили даже шипованные подошвы. Рыжий перепархивал через них с жутковатой грацией и каждый раз так дёргал за руку, что плечо простреливало болью. Мы выскочили из пещеры и нырнули в туннель с низким потолком. Зеленоватый свет непонятно откуда, а наши тени, диспропорциональные, с троящимся контуром, насмешливо неслись на шаг впереди: а ну‑ка, догони, слабачка.

Вскоре дыхание сбилось. А рыжий скакал все так же резво, без сомнений, выбирая дорогу на развилках. Хватка у него была стальная. Я чувствовала себя так, словно меня пристегнули наручниками к роллеру на полном ходу.

— Подожди… Не могу больше…

Лёгкие, кажется, разрывались. Ноги отказывались сгибаться. Эмпатический купол давно развеялся, но рыжий меня понял. Затормозил, успел подхватить прямо у пола и одним движением закинул на плечо.

От удара воздух вылетел из груди, и в глазах потемнело.

А мой спаситель опять ринулся вверх по скользкому подобию ступеней. Все происходило ошеломительно быстро, и уже мерещилось, что грубо отёсанные камни сами задираются к потолку уступами, а тот испуганно отскакивает — так же рывками, дёргано. Ещё через две развилки рыжий застыл и ругнулся — это и без эмпатии было ясно — а затем вдруг взвился в невероятном прыжке.

«Голову расшибёт о камень!» — промелькнуло в мыслях, но потолок куда‑то исчез. И не только он.

Мы летели через расщелину, которая никак не кончалась.

Не кончалась.

Не кончалась!

Я не выдержала и заорала от ужаса. К шраху принципы дяди Эрнана, мы же сдохнем сейчас!

Не сдохли.

Рыжий приземлился на краю расщелины и даже устоял. Покачнулся немного, резко отставил ногу назад — и всё. Я же беспомощно мотнулась, как кукла, цепляясь за его одежду, бросила взгляд на другую сторону пропасти и едва удержалась от вопля снова. У обрыва замерли, переступая с лапы на лапу, две чудовищные химеры, не похожие ни на одно известное науке животное. Полуметровые пасти с двумя рядами треугольных зубов наводили на исключительно печальные мысли о хищниках и месте беззащитной женщины в пищевой цепочке. Над тварями приплясывали в воздухе зеленоватые светящиеся шары.

— Айры, — ткнул рыжий пальцем в сторону чудовищ; в голосе у него сквозили нотки досады. Ни страха, ни отвращения не было, что интересно. Затем он взмахнул свободной рукой, и зеленоватые шары перелетели через пропасть вслед за нами.

— Айры, — задумчиво повторила я, пробуя слово на вкус. Рыжий одобрительно хлопнул меня пониже спины, перехватил поудобнее и снова побежал по туннелю, постепенно увеличивая скорость.

Вскоре позади осталось несколько неправдоподобно больших пещер, где текли реки и росла настоящая трава, правда, белесоватая. Промелькнули вдали даже кусты с мелкой россыпью красноватых ягод или низкие ветвистые деревья, но зелёные шары — фонари не позволили разглядеть яснее, что там было. Наконец мы выбрались на открытое пространство. Тут царила ночь, безлунная и беззвёздная, густая темнота лишь немногим отличалась от абсолютного мрака подземелий. Рыжий поставил меня на ноги и направился к лесу, на ходу гася «светлячки». Затем спустился в овраг, завёл под естественный навес — переплетение корней, ветвей и сизоватых вьюнов под самым обрывом. И лишь там соизволил отпустить мою руку.

Я перевела дыхание. Сдерживать способности при таком близком контакте на протяжении почти что часа бешеной гонки… О, дядя бы мной гордился. А дорогая кузина Лоран наверняка выдала бы очередную гадость об эмпатах и праве на неприкосновенность…

Рыжий задал вопрос — поинтересовался моим состоянием, судя по обеспокоенному выражению лица. Пришлось вновь разворачивать эмпатический купол, не такой широкий, зато сразу на третьей ступени интенсивности. Парень вздрогнул — похоже, ощутил что‑то — и настойчиво переспросил:

— Ты в порядке?

Общий смысл был ясен, затруднение возникло только с обращением. Вероятно, в ходу тут было три формы вежливости — по крайней мере, из такого количества выбирал рыжий. Для себя я сразу решила переводить всё в привычные категории, больше слушать и меньше говорить. И быть осторожнее с невербальными средствами общения — кивки и мотание головой мой новый знакомый явно не воспринимал.

Кстати, знаки для согласия и возражения лучше бы определить сразу.

— Да, — произнесла я чётко, наклоняя голову и посылая соответствующий импульс. — Нет, — добавила, покачав головой.

Рыжий сообразил тут же. Оказалось, что согласие у них — склонить голову к плечу. Отрицание — вздёрнуть подбородок, как у нас делают иногда, если не слышат, хотят уточнить что‑то или ленятся показать направление рукой.

Продолжая расточать улыбки и трещать без умолку, рыжий разложил костёр из подручного материала и поджёг его щелчком пальцев. Я делала вид, что рассматриваю заросшие склоны, а сама чутко вслушивалась в чужие мысли, соотнося образы со словами и запоминая как можно больше.