Ольга Смирнова - Разве правда не прекрасна?

Тим не сразу понял, что находясь в плену эмоций, вновь начал терять контроль над стражником. А когда понял, пришел в ужас. Ему не хотелось повторения пройденного, он хорошо усваивал уроки с первого раза. Он в полной мере ощутил, как силен соблазн, только тогда, когда глаза начала заволакивать пелена, а сердце замерло в предвкушении перехода. И с этим надо было что-то делать. Иначе все могло закончиться очень плачевно. Не для самого Тима, конечно, а для окружающих. Ведь губы уже начали выговаривать формулу портала, а стражник шептал и шептал — соблазняя, обещая, призывая…

И так хотелось отбросить самоконтроль и ненужную шелуху условностей, так хотелось поддаться искушению, что стражнику практически удалось выйти на свободу, но в самый последний момент Тим одумался. Как и почему — он бы и сам не сказал. Грань, отделявшая его желания от желаний демона, практически стерлась. В ту минуту рядовой Брайт жаждал победы демонической сущности над рассудком так, как никогда и ничего в своей жизни. Горел желанием обрести свободу. Свободу! Сладкую, невероятную, манящую свободу! Буквально с ума сходил от стремления сдаться на волю стражника и одновременно от осознания — где-то там, в самой глубине затуманенного разума — что этого делать никак нельзя.

И Тим одумался. Сумел. В который раз загнал стражника в клетку, а себя — в строгие рамки.

Наверное, подумалось ему, когда он на негнущихся ногах доплелся до ванной и, отвернув до упора кран, сунул голову под ледяную воду, наверное, свобода — это одна из разновидностей клетки. Только стенки пошире и пространства побольше. А по сути — иллюзия, пшик. Очередные выверты разума без каких-либо доказательных платформ. Нам всего лишь кажется, что мы стремимся к свободе, когда на самом деле мы принимаем за свободу стереотип, который навязывает нам общество. Богатство, власть. Именно это и есть синоним свободы. Почему-то никто не хочет быть свободным в шалашике в лесу, питаясь улитками и сырыми грибами, промокая под дождем и промерзая до костей. Нееет, все хотят свободы в шикарной кровати, в родовом замке, на лазурном берегу, на золотом песчаном пляже, с коктейлем в руках, сытые, завернутые в дизайнерские тряпки. Это и есть свобода в основном ее понимании. В его, Тима, случае, свобода ассоциировалась с кровью и многочисленными жертвами. Может, именно это соображение и отрезвило парня в конце концов.

Еще ему подумалось, что спонтанность и приключения в жизни придают перца и избавляют от скуки, но постоянное их присутствие — уж, простите, явный перебор. И от пирожных можно устать, если питаться ими утром, днем и вечером. И нервы… они не железные все же.

Тим выдернул голову из-под крана, но вытираться не стал. Во-первых, он был практически по пояс мокрый, и полотенце его бы не спасло — нужно было переодеваться, во-вторых, туман в голове до конца не рассеялся, а холод успешно расправлялся с его остатками и заставлял соображать на порядок лучше.

Как узнать, что случилось с Мирандой? Подсказки стражника парень игнорировать не стал, но особой определенности они в себе, увы, не несли. Поэтому, не придумав ничего лучше, Тим решил попросить помощи у Петра. Во-первых, только тот в силах развеять его сомнения относительно местоположения Миранды; во-вторых, может чего дельного посоветует по поводу перехода. А ну как и координаты подскажет, кто их, ангелов, разберет.

Отсюда вытекал очередной вопрос: как связаться с Петром? Ответ пришел сам собой: попросить Рича, тот кликнет своего ангела, который в свою очередь — если на то будет воля Истины — позовет Петра. И вот Тим оказался в гостиной старшего — рубашку он переодел, но голову вытирать не стал.

— А яичницу тебе на ужин не сделать? — спросил Рич с издевкой. — Я тут, знаешь ли, прошел ускоренный курс обучения кулинарии и теперь могу поджарить тебе три яйца. Больше просто нет.

Колдун только что вернулся из психиатрической больницы, куда в срочном порядке отправил находящегося на грани помешательства, грязного, как помоечная муха, вонючего, как протухшее яйцо, И.И. Тулей. Да, Рич практически с ходу согласился на условия Кассиопея. Потому что, во-первых, начальник слишком быстро сдался и перестал бороться за свою честь, и ожидаемого веселья не получилось. Во-вторых, потому что избавиться от Совести ну очень хотелось. Вызволив — не без помощи заложенной в амулетах магии — начальника из крепких объятий огорчившейся троллихи, Рич вытащил мученика на свет истинный, где и выяснилось, что за то время, пока И.И. пребывал в полном распоряжении своей зазнобы, у него поехала крыша. Немного, но поехала.

Будучи поставленным на ноги, Илларион первым делом оглядел себя и жизнерадостно заявил, что крайне нуждается в сачке для ловли бабочек. Дескать, фауна в районе позволяет, так почему бы не заняться полезным делом?

— Сачок? — переспросил Рич, подумав, что ослышался. — Какой к чертям сачок? Домой вали, придурок. Или на работу. Хотя я бы советовал всё-таки сперва домой…

— Я не придурок. Я — Илларион, — гордо поправил его начальник управления, одернув пиджачок. — Я — Илларион, и я хочу ловить бабочек. Где мой сачок и ведерко? — И поковырялся у себя в носу грязным пальцем. Затем глаза его широко открылись и он завопил: — Нет, я — бабочка! Я — огромная бабочка! У меня есть крылья! — и даже попытался ими помахать.

Тут Рич сообразил, в чем дело. Переглянулся с Кассом и предложил:

— На Отдаленную?

Касс вздохнул и ответил:

— Видимо, мой друг. Видимо… — и, не удержавшись, добавил, — я же предупреждал!

В течение следующих десяти минут лепетавший что-то бессвязное и пускавший слюни И.И. был порталом перемещен в приемный покой психиатрической больницы, которая находилась на улице Отдаленная, к востоку от центра города. Конечно, у самого Рича не получилось бы открыть портал — потому как оставшийся амулет перемещения был настроен на выход в его гостиной, но вмешался Касс, который ради благого дела немного нарушил инструкцию — совсем, совсем чуть-чуть — и занялся переносом сам.

Таким образом, И.И. Тулей был передан с рук на руки заботливым санитарам, а по месту его работы была послана радиограмма: «Нахожусь в психиатрической клинике на лечении. Прошу в кабинет в мое отсутствие не заходить. Танечка, пришлите мне пирожков. Жрать охота». Предпоследнюю фразу приписал Рич с подачи Кассиопея, который уж больно переживал за двинувшегося мозгами начальника; а последнюю добавил от себя — чтоб доходчивее звучало. А то, учитывая, что жалобу они рассматривают в лучшем случае месяц, пирожки подоспеют как раз к выписке, через полгода.

Выполнив, таким образом, условие Касса, Рич спросил, выходя из больницы:

— Что насчет меня и этой… мымры?