Елена Силкина - Животное

Неистовые удары в дверь были слышны издалека, но тут же прекратились — увидел меня сквозь прозрачный пластик и утих. Когда вошла, пристально посмотрел в глаза, подошёл, подождал, пока разложу в углу постель, обхватил меня и притянул к себе, нежно и как-то тоскливо-безнадёжно. Он сильно дрожал.

— Не надо. Не здесь, не сейчас. Ведь видят всё. Это же не каюта, а действительно вольер, то есть, помещение, находящееся под наблюдением.

Я повела глазами по стыку стен и потолка, но камер не заметила.

Как-то понял и послушался. Но остальные, конечно, тоже всё поняли. Скоро наверняка начнётся. Нет — даже прямо сейчас. Вошёл Макар, лицо у него было белое, и он не говорил, а шипел по-змеиному.

— Вот почему такое буйство! Ещё бы, очень даже понятно! М-да-а, такова иногда цена выживания в экстремальных мирах, особенно когда ни мораль, ни соображалка должным образом не работают! И что? Неужели потащишь к себе домой и будешь продолжать в том же духе? А иначе подохнет ведь сентиментальное чудовище. Жалко зверюшку, ведь правда же? Но у себя на борту я извращений не потерплю! Ампул со снотворным мне для любого зоопарка хватит!

Я оцепенело смотрела на него. Куда девались деликатность, корректность, благородство? Он что — сейчас насильно вытащит меня отсюда, а химере вкатит дозу усыпляющего? Он это сделает?

Он это сделал. Я от удивления не сопротивлялась, и химера поначалу — тоже.

Потом я лежала в каюте, где меня заперли, и не знала, что происходит вне её стен. Мне было плохо, не знаю, почему. Что там с ним сделали? А что мне до него? Может, это к лучшему? Почему же так плохо, словно меня медленно душат, травят, убивают?

Через дверь я услышала Макара и в своём состоянии не поняла, как я его услышала — по локальной связи или телепатически.

— Зар-р-раза, снотворное не действует. А другие эффекты производит. Ещё и откачивать пришлось. И снова бушевал, едва в себя пришёл. Так что лапу оперировать были вынуждены. Анестетики на него тоже не действуют. Фара точно не сможет забрать его прямо сейчас в свой цирк?

— Макар, а ведь ты не человек. Это ты животное, а не он. Немедленно пусти меня к нему.

Макар не ответил, возможно, не услышал.

Позже — не знаю, сколько времени спустя — открылась дверь, но в проёме стоял не Макар, а Нед Мбанза, известный земной сенситив. Макар маячил за спиной у Неда, и это выглядело совершенно естественно, потому что эбеновое лицо зулусского колдуна закаменело от гнева, а в голосе гремел металл.

— Они оба немедленно перейдут на борт Фараджа. Эта «химера», к твоему сведению — сапиенс. Скажите спасибо, что он вас не убил за такое обращение. А мог бы, и очень просто. Знаешь, как они охотятся на дичь и на врагов? Убивают ультра- и инфра-звуком, криком. Поэтому он и молчит. Почти невозможна телепатия, практически за пределами диапазона человеческого восприятия. Эрна, его зовут Тоон.

Сапиенс, да ещё с высокой этикой. Должно быть, я потеряла способность чувствовать. Не удивилась, не обрадовалась.

— Если ты можешь встать, пойдём к нему.

Конечно, могу. Если я смогу встать хотя бы в положение «по-пластунски», я пойду. Т-о-о-н. Это он. Каламбур. Нед поймал меня за пояс, когда я начала смеяться, иначе я бы упала.

Тоон. Обессиленный от страданий, да ещё и связанный. Но Макара порву на клочки потом, а сначала разрежу эти верёвки и обниму свою химеру… Тоона. Как же не догадывалась по поведению о разуме? Деликатность, бесконечная чуткость — при полной невозможности общения и понимания! — и бесконечное терпение, желание доставить радость, совершенно забыв о себе… Не всякие люди способны на такое. А я считала животным. Испытывала омерзение. Даже хотела убить!

А сейчас, желая проявить любовь, приношу мучения. У него участилось дыхание, он дрожит. И терпит. Сладкая пытка прикосновений. А продолжения я не сделаю. Потому что он и так без сил. Я и себя мучаю, тоже завелась. Не буду продолжать, просто обниму. Как хорошо — теперь можно не скрывать отношений.

Как же мы будем жить? Ни слов, ни жестов, ни телепатии. Вместе молчать.

Что-нибудь придумаем. А пока хоть в покое. И вместе.

Но теперь я испытывала сильнейшее отвращение к себе самой по другой причине — за слепоту своего разума, за отношение к Тоону, своё и не только, за то, что даже не попыталась защитить его.

Сложновато мне придётся с таким грузом на сердце.

Не знаю, что это было за помещение на корабле Фараджа раньше, но оно достаточно просторно для того, чтобы служить каютой Тоону, он свободно может передвигаться здесь, не рискуя повредить крылья. Хотя сейчас ему не нужно так много места, он лежит.

Я попросила Неда немного побыть переводчиком с одного телепатического, так сказать, на другой телепатический, чтобы Мбанза всё рассказал Тоону: кем я его считала поначалу, почему так относилась, и что прошу прощения, не очень надеясь на таковое, и что люблю его.

У Неда изменилось лицо.

— Ни за что бы не догадался, что происходит между вами, — ровно произнёс он. — Я думал, что только Макар и компания докатились до непотребного состояния разума. Значит, ты просишь прощения, ты хочешь выяснить отношения! Тебе не пришло в голову, что он сейчас не в том состоянии, чтобы выслушивать подобное?!

— Да, ты прав, это лучше потом, — только и сказала я, и голос прозвучал глухо.

Ведь действительно не пришло в голову. Я не лучше Макара. Но мне хотелось поскорей уверить, что теперь всё в порядке: я и сама ни за что, ни на шаг не отойду, и вытаскивать меня из каюты никто не будет, а если будет, то я стану драться, как Тоон, нет, даже хуже, пущу в ход и каратэ, и психотронику, и зубы, и ногти, и вообще что угодно.

— Иди к нему, — сказал Нед таким тоном, словно я находилась не всего лишь перед дверью в комнату, а, по меньшей мере, в другом отсеке корабля, и вышел.

Я вернулась к Тоону и села возле него. Мы долго смотрели друг на друга. Потом я легла рядом. И он немедленно притянул меня к себе.

— Тоон, не надо. Побереги себя, восстанови силы.

Он не слушал, аккуратно подцепил когтем декоративный лацкан комбинезона и подёргал, давая понять, что хочет видеть меня без одежды. Комбинезон мне прислали в шлюпке, я надела его в начале полёта до корабля-базы и до сих пор в нём и была.

— Не надо, Тоон, — я погладила его, пытаясь успокоить.

И взглянула в глаза, которые стали чёрными из-за расширенных зрачков, переполненными болью и отчаянием.

— Я сниму, сниму, только отпусти меня, а то иначе же раздеваться невозможно!

Я подёргала себя за рукав, а его — за пальцы, но он только чуть ослабил объятия, а из рук меня не выпустил. Кое-как я стянула с себя одежду, смяла, придав таким образом оптимальную аэродинамическую форму, и швырнула комок в угол через всю комнату, одновременно мысленно призывая Неда. Надо немедленно объясниться, он должен прийти, какое бы презрение ко мне ни испытывал.