Лина Люче - Землянка для дракона

Он протянул ей ладонь, и Ариадне ничего не оставалось делать, как вложить свою руку в его и позволить вывести себя на взлётную площадку. В её мозгу роились десятки вопросов, но озвучивать их казалось своего рода капитуляцией, тем более что её жених и так слышал их телепатически. Хотел бы — ответил. Но он молчал, и это ужасно раздражало. Никогда прежде ей не приходилось ощущать такую беспомощность.

— Что это за башня? — не выдержала она, пока Эльтесеин вслепую пристегивал её к своей спине.

— Новый центр миссии, пока не обустроен. Мы переносим её в безопасное место. Через неделю все люди будут эвакуированы.

— А до тех пор?

— Они в безопасности.

Проверив крепость ремней, он поднялся на ноги и повернул голову:

— Обними меня руками.

— Так? — спросила Ариадна, обхватив руками его шею, но стараясь не душить, а расположить их сверху на его груди.

— Да.

И Эльтесеин вдруг спрыгнул с края площадки, камнем падая вниз вместе с ней. Ариадна завизжала так, что у неё самой заложило уши, но в то же мгновение огромные чёрные крылья распахнулись, и поток воздуха остановил падение, толкая их вверх.

— Ты… ты…

Дрожа всем телом, она вцепилась в него ногтями, боясь шевельнуться, и вдруг услышала его тихий смех:

— Трусиха. Задумала меня оглушить?

— Т…ты сумасшедший! Ты мог нас убить! — хрипло прошипела она ему на ухо.

— Только не так. Я родился крылатым, маленькая, и я кое-как умею летать, — самодовольно заявил он и послал ей жизнерадостную мальчишескую телепатическую улыбку, снова ломая этим то впечатление о себе, которое у неё сложилось.

Корабль Сезара оказался очень похожим на «Чёрную звезду». Ариадна невольно ожидала какой-то роскоши, полагающейся, по её разумению, правителю планеты, но ничего особенно поражающего воображение внутри лайнера не обнаружилось. Его размер, шарообразная «слоеная» конструкция, кольца-коридоры и оборудование мало чем отличались от того, что уже стало привычным для неё за последние месяцы жизни на космическом корабле.

Разве что каюту ей выделили намного просторнее и комфортнее. Шагнув внутрь, Ариадна на миг задержала дыхание, оценивая ширину и дизайн помещения. Разноцветное покрывало на огромной кровати, изящная мебель, элегантные занавески на окнах — всё это резко контрастировало с лаконичным, почти спартанским убранством пассажирских спален на военном корабле Тхорна.

— Если ты захочешь что-то изменить здесь, дай знать мне или капитану. Я познакомлю вас сегодня вечером, — негромко сказал Сезар, стоя в дверях. Ариадна обернулась, встретившись с ним глазами:

— А сейчас… — вырвалось у неё прежде, чем она сумела остановить себя.

— Сейчас ты немного передохнёшь, и мы поговорим. Не спеши, — мягко посоветовал он прежде, чем оставить её наедине со своим новым местом жительства и ворохом мыслей.

Эльтесеин.

Она злилась на него за то, что он читал её мысли. Знала бы его невеста, сколько сил он прикладывает, чтобы не делать этого. Хотелось бы и от эмоций закрыться, но это действительно стоило труда ввиду телепатической слабости Ариадны, которая совсем ещё не умела блокироваться. Она была уверена, что ему хочется знать каждую её мысль, а он не желал бы знать ни единой — хватит уже, насмотрелся в прошлый раз. И на её отвращение к его чёрным ногтям, и на инстинктивное неприятие тёмного цвета кожи, и на страх.

Его невеста питает к нему отвращение, боится и вместе с тем почти не уважает. Превосходное сочетание эмоций — то, что надо для начала перспективной помолвки, иронично размышлял Сезар по дороге в зал управления, где намеревался получить отчёты от командира корабля и помощника. Ему также необходимо было созвониться с Тхорном, чтобы узнать, как дела в миссии. Чувство повышенной ответственности за каждого из тех, кого он лечил после боя, тяготило. Он знал, что это чувство не удастся подавить, пока все они не выздоровеют окончательно.

Ему нельзя лечить. Первое, чему учат любого желторотого центарианца, кому предназначено стать Сезаром: ты правитель, а не лекарь. Ты не можешь вылечить целую планету, и ты не вправе отвлекаться от управления. А потому: Никогда. Никого. Не лечи.

Про участие в военных действиях на диких планетах желторотым центарианцам мудрые наставники ничего не говорили. Мудрые наставники, пожалуй, даже не предполагали, что кто-то из их соотечественников, принадлежащих к одной из самых высокоразвитых цивилизаций в Галактике, может когда-либо совершить такую глупость. Эльтесеин даже представить не мог, что сказали бы на это его учителя.

Впрочем, ему и прежде доводилось удивлять их своим нетипичным для дракона поведением. Его человеческая сущность необъяснимым образом брала над ним верх, стоило обратиться — семейная особенность.

Такое случалось с некоторыми и раньше, и психологи на Центре с этим более-менее успешно справлялись, но в его семье, видимо, эта особенность проявлялась ярче всех на планете. Эльтесеину ничего не оставалось, как смириться и как можно чаще обращаться обратно в родное тело и душу, чтобы не сходить с ума. Поэтому-то у него и его родственников было разрешение бывать на Шаггитерре.

Эта планета, по большей части безлюдная, кроме одного материка, представляла собой идеальное место для его мини-отпусков и медитаций: близко к Горре и безопасно. Появляться в истинном теле дракона на Горре и других телепатически развитых планетах категорически запрещалось, поскольку это несло смертельную опасность всем телепатам. Нетелепатов его присутствие убить не могло, но вселяло в них ужас, поэтому и дикарям показываться не рекомендовалось.

Накануне он нарушил все писаные и неписаные правила скопом. Просто он понял, что не может позволить погибнуть Тхорну и другим горианцам. Старейшины Центры не одобрили бы его поступка: такая судьба. Идти против неё, бросая на несколько дней свои обязанности по управлению планетой, означало проявлять гордыню. Кто знал, что может случиться на Горре в его отсутствие? Но Эльтесеин почему-то чувствовал, что ничего катастрофического не случится. Ничего более страшного, чем гибель десятков горианцев здесь, на Шаггитерре.

Вечером он ненароком прочитал в голове своей невесты немой вопрос: почему раньше не прилетел? Эта её мысль глубоко задела и даже немного рассердила его. Но Ариадна не направляла этот вопрос к нему и не озвучивала, поэтому Эльтесеину ничего не оставалось, как посчитать, что такой мысли он просто никогда не слышал. Как и многих других крайне оскорбительных для него мыслей.

Эта школа, после запрета на лечение, была самой тяжелой частью подготовки к жизни на Горре: в отличие от Центры, на Горре он не мог отвечать на мысли кому бы то ни было. По крайней мере, до тех пор, пока человек сознательно не направит эту мысль к нему, не захочет, чтобы он ответил. Ох, и сказал бы он ей.