Лилия Батршина - Глаз дракона

— Почему? — спросила Лада.

— Я его считал своим другом, — глаза Сонэр сузились, снова пожелтели, превращаясь в хищные глаза ящера. — Лучшим другом, Лада. Единственным. Мы с ним огонь и воду прошли, всегда вместе были. А сегодня оказалось, что он меня ненавидел лютой ненавистью. Я его однажды от смерти спас, так он меня за этот свой долг ненавидел, да еще за многое, что было. Завидовал, как оказалось, тому, что я везде главный, что я дракон, что я им командую, что я из богатого да уважаемого рода происхожу… Ему мой братец свой замок и титул обещал, если Тэйлор ему поможет. Вот он и купился… Тварь…

Сонэр сжал кулаки, Лада успокаивающе погладила его по плечам.

— И ты поэтому пьешь? — Сонэр кивнул в ответ. Лада вздохнула. — А как ты узнал-то все?

— Да ты мне как стала вопросы задавать, я и понял, — усмехнулся Сонэр. — Отдал приказ страже, те его схватили. Его даже пытать особенно не потребовалось, он от страха все сам рассказал. Сообщники его тоже схвачены. Так что спасибо тебе. Если бы не ты, я бы никогда об этом не узнал.

— Да не за что, — смущенно улыбнулась Лада. Снова погладила его по плечам. — Ты просто резкий очень, вспыхиваешь на раз. Не каждый такое вытерпит…

— Ты же терпишь, — улыбнулся Сонэр.

— Так это ж я, — тоже улыбнулась Лада. — Я жена твоя, мне волей-неволей терпеть приходится. Тебе повезло, у тебя люди верные… ну, почти все. Но ведь ты своей резкостью всех других против себя выстраиваешь, сам армию против себя куешь. Сколько у тебя врагов, а?

— Много, Лада, — он обнял ее крепче. — Много. А из друзей теперь — только ты да Олум. Будете моей армией?

Лада рассмеялась. Олум, внимательно наблюдавший за ними, гавкнул в знак согласия.

— Будем, — смеясь, сказала Лада. И вдруг посерьезнела. — Слушай, а что ты сделаешь… с заговорщиками?

Сонэр снова погладил ее по щеке.

— Не думай об этом, — вместо ответа сказал он. Провел ладонью по ее шее, по подбородку, запустил пальцы в ее волосы и осторожно, словно спрашивая разрешения, тронул губами ее губы.

Заскрипел пол, за ним дверь. Лада открыла и скосила глаза. Из комнаты демонстративно вышел Олум. Оборвав поцелуй, она отстранилась и рассмеялась.

— Какой у тебя деликатный пес, все понимает! — заявила она Сонэру. Тот рассмеялся вместе с ней и снова прижался к ее губам.

— А его хозяин? — спросил он, на миг отстранившись, и снова притянул ее к себе…

Я люблю тебя…

Лада улыбнулась, услышав во сне знакомый голос.

Я люблю тебя, слышишь? Люблю…

Лада чуть повела плечами, выплывая из глубин сна на его грань с явью.

— Люблю, Лада… — вдруг услышала она над собой тихий шепот. Вздрогнула и раскрыла глаза, мгновенно просыпаясь. Шепот был настолько реален, что к сну она его никак не могла приписать.

— Что? — так же тихо прошептала она, не поворачиваясь.

— Я люблю тебя… — шепнули ей в самое ухо. Лада медленно и очень осторожно повернулась к Сонэру. Встающее из-за горизонта солнце бросало сквозь оконное стекло отсвет на стену и на его лицо, и казалось, будто его глаза зажглись от этого отсвета. — Я люблю тебя, Лада. Ты должна это знать.

Лада на несколько секунд закрыла глаза, потом осторожно открыла, как будто боясь выпустить из них зажегшееся в ней счастье. Она ничего не сказала — просто не знала, что сказать. Может быть, она должна была сказать то же самое — что она его любит? Ведь она давно это поняла. Давно…

Наверное, в ту самую минуту, когда его конь, сверкая копытами и вздымая с дороги столбы пыли, мчал его к выезду из ее деревни, а она смотрела ему вслед и улыбалась мягкой, едва заметной улыбкой. А может быть, даже раньше — когда увидела его у своей ограды. Она поняла, что почти влюбилась, и решила, что если бы он пробыл рядом с ней хотя бы еще полчаса, она влюбилась бы окончательно и бесповоротно. И даже грустно обрадовалась, что он уехал: влюбиться в неровню, который если и ответит взаимностью, то уж честь по чести точно ничего не сделает, было для нее позором. Она нещадно гнала от себя мысли о нем, резко одергивала себя на празднике Первой Июльской ночи, когда замечала, что начинает невольно искать глазами его. Но от судьбы, видимо, не уйдешь… И здесь одной из самых мучительных мыслей для нее была мысль о том, что для Сонэра она — лишь внешность, оболочка, тело, которое притягивает его в чисто физическом смысле. Ей казалось, что — в особенности поначалу — ничего больше его в ней не интересовало. А потом она запуталась, не зная, как расценивать его странные взгляды и их двухчасовые разговоры, которые он всегда сам начинал. И вот, он сказал, что он ее любит…

Лада снова закрыла глаза, прижалась к нему как можно крепче и украдкой стерла выползшую из-под ресниц слезинку. Вздохнула, глубоко и медленно, будто бы резкий судорожный вздох мог уменьшить ее счастье, и тихо-тихо прошептала:

— Теперь я знаю, что такое любовь…

Сонэр обнял ее еще крепче и прижал к груди.

Девушка проснулась немного раньше, чем Сонэр. Она осторожно высвободилась из его объятий, стараясь его не разбудить, выскользнула из-под одеяла и, надев нижнюю рубашку, встала перед окном. Потянулась, счастливо улыбаясь заглядывавшему в окно солнцу. Лада подмигнула ему и тихонько, шепотом, рассмеялась. Затем надела платье. Она как раз затягивала шнуровку на спине (это было единственное неудобство этого платья, чтобы хорошо зашнуроваться, приходилось выгибаться, глядя в зеркало, которого, как назло, у Сонэра не было, и Лада на носках расхаживала по комнате, пытаясь понять, нормально ли она зашнуровала), когда вдруг позади нее, со стороны кровати, раздался шорох, и в следующую же секунду она оказалась в страстных горячих объятиях мужа, а еще через миг его твердые пальцы легли на шнуровку и стали ее развязывать.

— По-моему, мы проспали завтрак, — лукаво сообщила Лада Сонэру. Он развернул ее к себе и с тем же лукавством заглянул в глаза.

— А ты разве хочешь есть? — спросил он, приподняв брови. Лада рассмеялась.

— Нет пока, но мне сдается, что если ты будешь продолжать в том же духе, что и ночью, мы проспим и обед, и ужин, — ответила она, чуть покраснев: она по-прежнему не могла без смущения говорить о столь интимных и личных вещах вслух, даже с мужем. Сонэр в ответ улыбнулся и поцеловал ее.

— Буду продолжать, — шепнул он ей на ухо, и руки его снова взялись за шнуровку, а губы одновременно скользнули по щеке к уху, а от уха по шее к обнажившейся ключице. Тут Лада услышала, как затрещала под слишком сильными руками ткань, и Сонэр проворчал: — И какого черта ты так зашнуровалась?! Думаешь, это для меня препятствие?!

— О нет, — рассмеялась Лада и, высвободив руки, взялась за шнуровку сама. — Но если ты мне порвешь платье, я… я не знаю, что сделаю!