Дженнифер Эстеп - Багряный холод (ЛП)

Но не теперь, поняла я. Учитывая произошедшее в амфитеатре, больше никто в кампусе не будет просить найти для них пропавшие предметы. Собственно, это не должно было меня расстроить, но я расстроилась. Конечно, находить потерянные мобильные и украденные браслеты не самая захватывающая или приличная работа в мире, но это было частью меня – частью моей магии. Но теперь она также была частью того, что забрал у меня Протекторат, обвинив перед всей академией в страшном преступлении. Я спрашивала себя, чем мне еще придётся пожертвовать, прежде чем всё закончится – и, в конечном итоге, будет ли мне стоить это жизни.

Оттолкнув неприятные мысли прочь, сделала шаг вперёд. – Бабушка? Что случилось? Почему ты моешь мою дверь... – голос стих, когда стала ясна причина.

УБИЙЦА. МЯСНИК. СТЕРВА-ЖНЕЦ.

Эти и другие слова, ещё более злые, кто-то нарисовал ярко-красной краской поперёк двери и окружающих её стен – цветом Жнецов.

– Мне очень жаль, тыковка, – произнесла бабушка Фрост, бросая тряпку в ведро и вставая. – Я надеялась, что успею стереть это прежде, чем ты увидишь. Не переживай. Они только вымазали стены. В твою комнату они не заходили. Я уже проверила.

Я смотрела на дверь и стены и практически чувствовала ярость, исходящую от этих ужасных слов – так же как чувствовала ярость, хлынувшую на меня в амфитеатре. Я точно знала, стоит мне только наклониться вперёд и коснуться краски, и я почувствую, что ощущали студенты, писавшие это – всю эту ужасную ненависть по отношению ко мне.

Внезапно это стало последней каплей. Катастрофическое свидание с Логаном. Арест меня Протекторатом, предъявление обвинения перед всеми студентами и учителями. Линус, объясняющий, что наказанием за мои предполагаемые преступления может быть смерть... Слишком много навалилось. Горячие, обжигающие слёзы все равно побежали по щекам, даже когда я пыталась подавить всхлипывания, сотрясавшие всё моё тело.

Бабушка обняла меня и стала покачивать из стороны в сторону. – Тшшш. Тшш. Всё хорошо, тыковка. Теперь я здесь. Всё будет в порядке.

Я крепко вцепилась в неё и просто плакала, плакала, плакала. Отпуская все это. Все беспокойства, страхи и гнев. Постепенно судорожные рыдания стихли и остались лишь слёзы. В конце концов и они высохли.

Я вытерла последние слёзы с покрасневшего лица, оторвалась от бабушки и снова посмотрела на испачканную дверь, пытаясь игнорировать тупую боль в груди.

– Полагаю, Метис рассказала тебе, что случилось, – пробормотала я.

Бабушка кивнула. – Да, рассказала.

Вздохнув, я открыла дверь в комнату, и мы вошли внутрь. Кровать, письменный стол, парочка книжных полок, телевизор, небольшой холодильник. Моя комната выглядела так же, как любая другая, но я добавила пару своих штрихов. Повесила на стены плакаты Чудо-женщины, Карма-девушки и Убийцы. На столе, прямо рядом с маленькой статуэткой Ники, в рамках стояли фотографии моей мамы.

Я смотрела на статуэтку и думала, может богиня откроет глаза и подмигнёт мне, как делала иногда, давая мне знать, что всё будет в порядке. Но она оставалась спокойной и не подвижной. Я вздохнула. Казалось, будто Ника в этот момент тоже не слишком довольна мной. По крайней мере, она хотя бы не опустила голову, как остальные статуи.

Но кое-кто все-таки был рад меня видеть – Нюкта.

Фенрир – волчонок дремал в углу в плетёной корзинке, но не успела открыться дверь, как он уже вскочил на ноги. Нюкта родилась всего лишь несколько недель назад, поэтому была ещё крошечной, весом всего в несколько фунтов, но из-за ее тёмно-серого меха и слегка фиолетового цвета глаз, я считала её очень милой. Выпрыгнув из своей корзинки, она набросилась на мой кроссовок и играючи, с рыком потянула за шнурок.

Я подняла волчонка и прижала к груди. И снова Нюкта с рыком выдохнула мне в нос, но мне было всё равно. Маленькая волчица облизала мне щёку, и я уловила её радость от того, что я наконец вернулась и могла с ней поиграть.

На стене, рядом с плакатами распахнулся фиолетовый глаз и сердито уставился на меня.

– Ну, уже давно пора было вернуться, – сказал голос с холодным английским акцентом. – Где ты была всю вторую половину дня, Гвен?

Я подошла и посмотрела на глаз. На самом деле, это был не просто глаз, а половина мужского лица, включая нос, рот и даже одно ухо. Лицо находилось на рукоятке серебряного меча, что висел в чёрных кожаных ножнах на стене. Вик – мой говорящий меч. Оружие, которое дала мне Ника.

Вик существует уже очень долго, и он не стеснялся в выражениях, особенно, если речь шла о том, чтобы объяснить людям, каким изумительным он был. Иногда болтливый меч действовал мне на нервы, но в это мгновение мне захотелось обнять его так же, как и Нюкту.

Я подняла волчонка на руки, а она облизнула Вика в металлическую щёку.

– Фу! Отвратительно. Кому-то здесь нужен «ТикТак», пушистик, – прорычал Вик, но не смог подавить улыбки, как и я.

Нюкта счастливо прорычала и облизнула его ещё раз. Вик ещё что-то пробормотал, но потом увидел мою бабушку, находящуюся позади меня, отчего его глаз распахнулся.

– Джеральдина?

– Вик.

Меч снова обратил на меня свой взор. – В чем дело? Почему вы обе такие подавленные?

Я опустила Нюкту на пол, чтобы та могла побегать, а она плюхнулась на мою кровать.

– Длинная история.

– Что ж, думаю, эта история, которую мы оба хотим услышать, – сказала бабушка Фрост, усаживаясь на стул, стоящий за письменным столом. – Расскажи мне всё, что случилось и всё, о чем тебе говорил Протекторат.

– Протекторат? – переспросил Вик. – Что эти чёртовы дураки здесь делают?

– Видимо решают: жить мне или умереть, – пробормотала я.

Я рассказала, что произошло в кафе, амфитеатре и тюрьме академии. После моего рассказа они оба некоторое время хранили молчание, хотя Вик задумчиво сощурился. У его зрачка был странный оттенок – не фиолетовый, но и не серый – скорее цвета сумерек, того красивого цвета, в который окрашивается небо прямо перед закатом. Хотя сейчас во взгляде меча не было ничего нежного. От ярости его глаз блестел ярче звезд.

– Эти чёртовы придурки, – снова прорычал Вик. – Иногда мне кажется, члены Протектората не могут отличить дырку в полу от своей...

– Вик, – предупреждающе произнесла бабушка. – Достаточно.

Меч одарил её злобным взглядом, но продолжил бурчать о Протекторате, только чуть тише.

– Что мне делать? – спросила я у бабушки. – Ты действительно думаешь, что они обвинят меня? Действительно засунут в тюрьму и... казнят?

Последние слова мне пришлось буквально выдавить из себя. Бабушка покачала головой.

– Я не знаю, тыковка. Меня только интересует, кто вообще предъявил эти обвинения против тебя. Если бы мы это знали, то, скорее всего, выяснили бы и что происходит.