Шеннон Мессенджер - Пусть поднимется ветер (ЛП)

— Знаешь, — говорит Райден, — я почти готов согласиться. Хочу посмотреть, как ты будешь жить с тем, чему ты позволишь произойти сегодня вечером.

— Что это значит? — спрашиваю я.

Он смеется.

— Сейчас будет большой палец! — кричу я, хватаясь за кусочек гипса. — Скажи мне, о чем ты, или я уничтожу все.

Ветры ревут от ярости Райдена, и Солана цепляется за меня, бормоча что-то про то, что небо слишком заряжено, чтобы мы летели.

— Ты честно не можешь догадаться? — спрашивает Райден. — Ты не думал, почему я привел вас сюда? От кого я пытался отделить тебя? С кем бы еще я хотел связаться своим сообщением?

— О Боже, — говорю я, и Солане приходится поддерживать меня. — Что ты сделал с Одри?

Остальная часть отпечатка рассыпается в песок. Я бросаю его в голову Райдена и хватаюсь на свисток-вертушку, сжимая в кулаке.

— Если ты снова к ней прикоснешься…

— Я ничего не буду делать, — перебивает Райден. — А вот мой товарищ. У нас с ней еще одна сделка.

— Твой товарищ?

Нет.

Это не возможно.

Как Арелла могла…

Металл визжит, когда я сминаю его, вторя звукам в моей голове.

— Ты пожалеешь об этом, — говорит мне Райден.

— Мы ее вернем, — обещает Солана. — Что бы ни случилось, еще не слишком поздно.

Но это не так.

Вот почему Райден потратил впустую так много времени, насмехаясь над нами и рассказывая истории. Монолог был для нас ловушкой, мешающей мне спасти ее.

Теперь единственный способ помочь Одри состоит в том, чтобы довести дело до настоящего конца.

Я достаю ее кулон опекуна, чтобы успокоить мою панику.

Шнурок все еще синий… и грудь все еще болит напряжением нашей связи.

Время все еще есть.

И все еще есть ветер.

Четыре порыва в пределах моей досягаемости… по одному от каждого направления.

Я сплетаю их в шип ветра и прошу о полной силе.

— Ну, тогда, — говорит Райден, сплетая три ветра в болезненный серый шип. — Приступим?

Небо тихо в пустыне.

Почти слишком тихо.

Просто кусочек луны, окруженный пылью и звездами.

Это настораживает меня, хотя я уверена, что в основном это тянет связь. Постоянное напоминание о том, что Вейн слишком далеко.

— Ты не зайдешь внутрь? — спрашивает моя мать, должно быть в пятый раз.

— Я тебе уже говорила, зайду.

Я продержалась пять минут после того, как мы прибыли.

Пять минут, глядя на молчащую музыку ветра, которую мой отец подарил ей, все еще закрытую от ветра.

Потом мне нужно было на воздух.

Я передвигаюсь в тень одинокого дуба, единственного места в этом печальном месте земли, которое чувствуется гостеприимным.

Здесь я дала клятву опекуна.

Жертва перед компромиссом.

Я думала, что покончила с той жизнью.

И все же, я здесь… добровольный страж моей матери.

Я не сожалею о решении, но все же боюсь.

Ее птицы уже начали собираться… жестокие вороны, дергающиеся воробьи и щурящиеся стервятники. Они устраиваются на крыше, на ветках, на камнях и сорняках. Их взгляды следуют за моим каждым движением, пристальные, осторожные и недружелюбные.

Они всегда предпочитают мою мать мне.

Предполагаю, что это какое-то свидетельство ее превосходства.

Но интересно, было ли это какое-то свидетельство ее превосходства.

Я иду обратно внутрь, срываю перезвоны ветра отца, висящие над пустым столом, и вешаю их на тот же самый крюк, который я использовала в прошлый раз, когда нашла их.

Мать кричит мне, чтобы я остановилась, но уже их мягкий звон делает воздух менее одиноким.

— Я собираюсь положить обратно их, как только ты уйдешь, — говорит она мне.

— Нет, ты этого не сделаешь. Ты рисковала моей жизнью… и это стоило жизни Гасу… чтобы защитить остатки песни отца. И все же ты убираешь его перезвоны и отказываешься позволять им петь?

— Я защищаю их!

— Нет, ты разрушаешь их. Я знаю, каково это быть заключенной. Я знаю, как это медленно истощает сердце. Я не позволю тебе, чтобы с наследием папы было также.

Слова заставляют ее отступить на шаг назад, и я наблюдаю, как эмоции мерцают в ее глазах. Вспышки вины, горя и раскаяния… но там слишком много более темных нот.

— Отлично, — говорит она, сосредоточиваясь на звездах. — Мы попробуем по-твоему… пока что.

— Если тебе это поможет идти вперед. Но это навсегда. Ты должна придерживаться моих правил.

— Боже, ты серьезно примеряешь на себя роль будущей королевы, да? — спрашивает она.

— Думаешь, меня волнует название? Меня заботит моя клятва. Я поклялась контролировать тебя. Я поклялась защищать наших людей от твоего влияния. И я буду. Ты не покинешь этот дом без меня… никогда. Мне все равно, если это будет адское пламя. Вдыхай воздух, чтобы уничтожить огонь и остаться в пепле. И никаких сообщений любому, кроме меня.

— Так вот, что ты собираешься сделать со своей жизнью теперь? — спрашивает моя мать. — Постоянное дежурство, чтобы следить за мной? Не думаю, что Вейн был так доволен той договоренностью.

Он не был… хотя, если бы я попросила, он бы со мной согласился.

Но я не одна. У меня есть небо… и дары.

— Ветер скажет мне, если ты не будешь повиноваться, — предупреждаю я ее. — Как и мои птицы.

Я поворачиваюсь к нашим крылатым зрителям, радуясь, что они уже сосредоточены на мне.

— Теперь вы подчиняетесь мне, — говорю я им. — И ваша задача состоит в том, чтобы наблюдать за ней.

Я протягиваю руку, и храбрый воробей садится на мой палец.

Он тыкается своим клювиком в мой большой палец, когда я поглаживаю смелые полосы вдоль его головы и говорю ему, сообщать мне два раза в день. Я могу чувствовать, как его лояльность ко мне раздувается от моего прикосновения, и я знаю, что он не спустит с нее глаз.

Я приказываю, чтобы остальные птицы заменяли его.

Ветер скажет мне, если они не справятся.

— Если ты докажешь, что тебе нельзя доверять, я позволю Астону найти другое решение, — предупреждаю я мать. — И если и он не сможет найти решение, то мы приведем тебя к Озу, думаю, мы оба знаем, какой будет у него ответ.

— Ну, — говорит мать, разглаживая ткань своего шелкового синего платья, когда я отсылаю своего нового друга воробья назад на его ветвь дуба. — Вижу, что ты все продумала.

Она так старается быть изящной женщиной, которой всегда была. Но она слишком хила и травмирована, чтобы справиться.

Слишком слабая и раненная, чтобы снова меня запугать.

Мать вздыхает.

— Почему это всегда должно быть так? Мы не можем… — Она трясет головой, отбрасывая все то, что планировала сказать. — Почему бы тебе не пойти внутрь? Я могу помочь тебе обработать твои раны.

— Я должна идти.

Я обещала Вейну, что буду ждать его… и после всех ожиданий, это обещание я собираюсь сдержать.