Татия Суботина - Если бы не ты

Я смогла оценить весь масштаб урона моей внешности в спальне перед зеркалом. Урон оказался мизерным, царапина была еле заметной, но достаточно обильно кровоточила. Мало приятного лицезреть свою кожу в крови.

Ян не заставил себя долго ждать. Он вошел в комнату без стука, кинул белый ящичек на кровать:

– Обработай рану самостоятельно. Ты же у нас медсестра, как-никак, – подколол он и, не дожидаясь моего ответного выпада, удалился.

Я не придала большого значения такому поведению. Странностей у Вестника хватало. Куда больше меня занимало другое, как обойти камеры, незаметно?

Видеокамеры повсюду.

Потому что Кенгерлинский следил за мной.

Я умирала от желания поговорить с ним именно об этом.

Повсюду видеокамеры.

Их не обойти.

– Я хочу, чтобы ты убрал из моей спальни видеонаблюдение, – твердо сказала я во время одного из завтраков.

Ян перестал жевать необычайно вкусную, впрочем, как и все, что готовила Эмма Эдуардовна, лазанью и откинулся на стуле, разглядывая меня.

– Нет.

Одно единственное слово не способно разбить душу. Только если от этого слова не зависят все надежды на будущее. Я сглотнула первое отчаянье, последовавшее за вдохом, и попыталась еще раз.

– Если ты обращаешься со мной, как с заключенной, я буду вести себя соответственно. Ни на какую помощь с моей стороны, чтобы ты там себе не удумал, можешь не рассчитывать. Я не потерплю слежки за собой в спальне! Извращенец.

– Тебя нельзя оставлять без присмотра, – Ян спокойно взялся за вилку с ножом и принялся разрезать лазанью на аккуратные, идеально ровные кусочки. – Иначе, я не смогу тебя защитить.

– А если я не хочу, чтобы ты меня защищал? А если меня уже тошнит от твоей защиты? – вырвалось у меня так быстро, что я даже не успела сдержать вздох разочарования.

Я вновь показала свою слабость. Выдала себя.

Ян улыбался. Мучил меня одним взглядом. Стало казаться, что вместе с этим взглядом в меня впитывается чан кислоты.

– Я хочу, – настойчиво повторила я, – чтобы ты убрал камеры из моей комнаты. Иначе, я клянусь, что буду ломать и разбивать каждую, которую ты поставишь там. Или подохну, вырывая у тебя хоть сантиметр личной свободы!

– Наконец-то! – Ян встал, обошел стол и положил руку мне на плечо.

Я вздрогнула от этого прикосновения. Больше двух недель он старался не касаться меня. Да меня вообще никто не касался, кроме Эммы Эдуардовны!

– А я-то гадал, когда ты проснешься? Признаюсь, я ждал хоть какой-то вспышки гнева, который ты носишь в себе. И ждал намного раньше. Ярость разъедает тебя, Дарья, портит изнутри. Я знаю, ты хочешь того же, что и я. Найти этому чувству выход.

– Нет!

– Да какое «нет»? Ты точно такая же, как я.

– Я ненавижу тебя сильнее, чем вообще можно ненавидеть кого-то!

– Из нас выйдет отличная команда.

– Ты безумный.

– Признайся, тебе даже это нравится, – Ян рассмеялся. – Я уберу камеры из твоей спальни с одним условием.

– Каким? – я затаила дыхание.

Была уверена, Кенгерлинский подготовил для меня очередной подвох. Сейчас. Вот сейчас он попросит что-то такое, что я не смогу выполнить.

– Ты дашь мне немного своей крови.

– Что?

– Совсем чуть-чуть. Мне необходимо кое-что проверить.

Он наклонился и оказался слишком близко к моему лицу. Я чувствовала жар, что исходил от его щеки.

– Ладно, – легко согласилась я и отодвинулась первой.

Если Ян хотел получить мою кровь – пусть.

Главное, чтобы он сдержал обещание и дал мне маленький ключ к свободе.

– Люблю, когда ты со мной соглашаешься. Хотя, видеть, как ты злишься – люблю больше.

В тот же день Ян забрал камеры, что были в спальне и набрал во флакончик из темного стекла не больше пяти миллилитров моей крови.

Я же стала на шаг ближе к свободе.

И на шаг дальше от правды. Ян так и не ответил, зачем ему моя кровь.

Адиса наведывался в особняк не часто. Пообщаться с ним мне выпадало еще реже. Если я его и видела, то в кабинете, наедине с Яном. Адиса списывал все на занятость в клинике, но я стала чувствовать напряжение, которое исходило от него, стоило мне зайти в комнату, где они находились. Это тревожило. Я привыкла считать Адису, если не другом, то тем человеком, который сможет защитить и принять мою сторону, в случае чего. Сложно было разочаровываться в своих ожиданиях. Самым странным было то, что я искренне недоумевала о причинах его поведения. Подозревала, что это Ян смог убедить его придерживаться такой отчужденности относительно меня.

Только вот зачем?

Еще один вопрос, который останется без ответа.

Единственный кто продолжал относиться ко мне тепло и непринужденно – Эмма Эдуардовна. Я знала, что обязательно буду скучать по этой женщине, когда смогу сбежать.

Я ждала подходящего момента. Ян продолжал не спускать с меня глаз. Поэтому мне приходилось подчиняться его приказам и притворяться, что меня все устраивает. Оставалось надеяться, что актриса из меня лучше, чем Банши, которую Кенгерлинский упрямо пытался отыскать.

Тренировки не приносили должного эффекта. Мои ожидания не оправдались. Ожидания Кенгерлинского не оправдались вдвойне.

Соглашаясь на эту игру, я думала, что хотя бы приобрету что-то интересное и захватывающее во время процесса. Если уж отказаться от этого было невозможно.

Тренировки сводились к одному: контроль. Что могло быть скучнее этого? Только постоянный контроль. Оказалось, чтобы подчинить себе Силу, необходимо в мастерстве владеть собой и собственными эмоциями. Терпение никогда не было моей сильной стороной. Его вообще у меня не было.

Особенно терпение к себе.

Я смогла видеть нити между слоями – Ян в этом углядел значительный прогресс. Он просто не хотел признавать свою ошибку – я не Банши, а значит не та, кто ему нужен. Я же во всем происходящем видела очередное подтверждение своей психической болезни.

Нити не поддавались мне. Каждая попытка оборачивалась крахом. Ян не уставал показывать мне одни и те же движения. Кажется, он повторил их не меньше сотни раз. Я даже выучила все мимолетные отклонения пальцев. Довела свою техническую память до автоматизма. Но чудо, которого так жаждал Ян – не свершалось.

Втайне, я радовалась неудачам. Надеялась, что Кенгерлинскому надоест, и он меня отпустит. Ян же с каждым днем становился мрачнее, закрытей, угрюмей.

Когда я вошла в кабинет, прервав раздумья, солнце клонилось к закату. Адиса метнул на меня раздраженный взгляд, вскинул какую-то книгу и углубился в чтение. Или сделал вид.

Ян поднялся с кресла.

– Ты опоздала.

– Помогала Эмме Эдуардовне с ужином, – пожала плечами я и прошла на середину комнаты.

Ян любил, когда вокруг него было много воздуха. Говорил, что ничего не должно сковывать движений.