Карен Монинг - В огненном плену

Когда кто-то причиняет тебе боль, — и я не говорю о простительных оскорблениях, некоторые вещи невозможно отменить и потребовать за них компенсацию, — у тебя есть два выхода: вырезать этого кого-то из своей жизни или нарезать его на чудесные кровавые ломтики. Последнее будет определенно приятнее в самом быстром и самом животном смысле, но оно изменит тебя. И, хоть ты и думаешь, что воспоминания о выигранной битве будут приятными, — и если они действительно будут приятными, — ты уже проиграл войну.

Темные Принцы изнасиловали меня. Я выжила. Я это пережила. Мне хотелось, чтобы кто-то другой стал животным, в которое я не хотела превращаться.

Я могла бы хладнокровно выследить Принцев и попасть в их готический особняк еще несколько месяцев назад. Я получила бы удовольствие, калеча и пытая их, убивая как можно медленнее. Я наслаждалась бы каждой минутой. Я бы раскрасила лицо их кровью, восхищаясь своим превосходством.

Но из высокой готической двери вышла бы уже не пастушья собака.

Я стала бы волком.

— Волки не убивают из ненависти, — говорит Бэрронс. — Они убивают, потому что такова их природа.

— О чем ты?

— Только люди убивают, ненавидя. Когда убиваешь, нужно убивать, как животное.

— Я не понимаю.

— Что происходит, когда пастушью собаку кусает волк?

— Ха. Она становится волком.

— Нет. Она становится пастушьей собакой, которая дерется с яростью и дикостью волка.

— Спорный вопрос. — Я уже чувствовала себя волком в душе и не знала, что с этим делать. Кажется, моя душа стала оборотнем. И это меня беспокоит.

Два Принца, которые меня изнасиловали, мертвы, их головы лежат у моих ног. Третьего Дэни убила несколько месяцев назад. Четвертый, — о котором Бэрронс ничего не знает, — заперт в темнице с ледяными решетками.

И плохое предчувствие говорит мне, что, если он когда-нибудь выберется, я снова могу отрастить нежелательные клыки.

— Принцесса ждет их головы, — говорит Бэрронс. — Она не выдаст нам точные координаты Кристиана, пока не получит их.

Я вздыхаю и говорю то, чего совершенно не ожидала от себя, в адрес совершенно восхитительно голого Бэрронса.

— Одевайся. Я готова.

Когда он выходит из комнаты, я смотрю на оторванные головы, на лица, исполненные муки, и чувствую, как загноившаяся, мерзкая рана внутри меня наконец-то начинает покрываться тонкой кожицей выздоровления.

Все закончилось. Со смертью тех, кто так сильно меня ранил, я могу наконец избавиться от ужаса.

Я тихо добавляю:

— И спасибо.

Шагать невидимкой за спиной Бэрронса через множество клýбов «Честерса» — очень неприятное занятие. Когда я раньше пристраивалась за ним, я была слишком зла на Бэрронса и слишком очарована своим суперскрытным состоянием, чтобы обращать внимание на что угодно, кроме его широких плеч.

Сегодня я смотрю. Сегодня я вижу десятки голов, которые поворачиваются ему вслед, и откровенно сексуальные взгляды женщин (и немалого количества мужчин!), отчего раздраженно рычу.

— Проблемы, мисс Лейн?

— Не-а, — бормочу я и озвучиваю то, чего никак не могу понять. — Почему вы с Риоданом решили помочь спасти Кристиана?

— Надоело все время искать это чертово заклятие, — сухо отвечает Бэрронс.

— Ага! Я знала, что забыла тебе что-то рассказать! Я видела в «Честерсе» парня с чудесными глазами и встретила его потом на улице. Нам не надо больше искать. Король опять ошивается в Дублине.

— Вы продолжаете цепляться за абсурдную надежду, что он освободит вас от бремени, без вреда и без платы. Едва ли сейчас это кажется вам бременем, мисс Лейн. Скорее, вы наслаждаетесь эффектом.

Черт возьми, эта женщина только что показала ему свои сиськи! Щуря на него однозначно призывный взгляд, соблазнительно извиваясь под музыку, задрав свою рубашку (под которой не оказалось ничего, кроме нагло торчащей груди), она разглядывает Бэрронса от лица до паха, подбираясь все ближе.

Я захожу справа и толкаю ее раньше, чем она успевает до него добраться. Я выбиваю женщину из равновесия. Она не знает, что ее ударило. Женщина натыкается на стул, затем падает на стол, напитки разлетаются в стороны, а сама она кучей оседает на полу. Бутылка пива таинственным образом наклоняется над ней и выливается ей на голову.

Теперь женщина выглядит, как утонувшая крыса.

— У моего состояния есть свои преимущества, — соглашаюсь я.

— Вы сегодня немного не в духе?

— Тебе не следует смотреть на грудь этой женщины.

— Не то чтобы в данный момент я мог видеть вашу…

— О, зато ты ее чертовски хорошо почувствуешь. Скоро.

— Уж надеюсь, — бормочет Бэрронс.

— Так все-таки, почему Риодан решил во все это ввязаться? — возвращаюсь я к предыдущему вопросу. — Я думала, он терпеть не может Кристиана.

— Джейда отправится за горцем сама, если обнаружит, где он. Риодан подобного не допустит.

— Она ему небезразлична. Очень.

Бэрронс ничего не говорит, да я и не жду ответа.

Когда мы входим в кабинет Риодана, Бэрронс вынимает головы Принцев из брезентового рюкзака и бросает их на стол, к голове Р’йана.

Я никогда не думала, что могу так обрадоваться при виде трех жутких оторванных голов. Конечно, появятся новые Принцы, трансформируются из того типа материала, который реальность Фей выберет для их создания. Но в данный момент из Принцев остаются только Кристиан и Круус.

— Зверски рискованно, — произносит Риодан, глядя на головы.

— Что? — спрашиваю я.

— Убивать их сейчас, — отвечает Бэрронс. — Их дальнейшее использование в качестве ключевых элементов было под вопросом. Их отсутствие проблематично.

— Ну, по крайней мере теперь мы можем забрать женщин из их особняка, помочь тем, кого они превратили в при-йа , — говорю я.

Риодан отмечает:

— Будут созданы новые Принцы.

— Да, но для этого кому-то придется что-то сделать, например съесть плоть Невидимых. И поучаствовать в плохом ритуале.

— Кто из присутствующих не ел плоти Невидимых, поднимите руку, — сухо произносит Бэрронс. И смотрит вниз сквозь стеклянный пол. — Задай тот же вопрос вон там.

— Люди постоянно участвуют в плохих ритуалах, — говорит Риодан. — Каждый чертов раз, как берутся за доску, чтобы призвать духов. Не говоря уже о другом.

— Что, правда насчет доски? — Я знала! Эта жуткая игра с невидимыми участниками всегда меня пугала. Кто-то говорит тебе: «Эй, я тут, показываю тебе дверь в загробный мир», — и ты с этой дверью играешь ? Нет, это без меня. Не знаю, что там, по ту сторону, но это уж точно не будет моей погибшей сестрой. Как бы мне ни хотелось в это поверить.

Исходя из этих критериев, половина города может превратиться в Фей.

— Бэрронс может стать Рэтом. Я могу превратиться в Киалла, — говорит Риодан.