Карен Монинг - В огненном плену

Или могу адаптироваться и научиться овладевать переменами, как Бэрронс и Риодан, предвкушать то, что может принести мне новый день, и с ненасытной жаждой жизни следить, как будут развиваться события. Теперь я понимаю, почему Риодан ежедневно заботится о своем мире, каким образом удерживает их всех вместе. Рушится все, кроме семьи, в которой ты рожден, которую ты выбрал или создал; кроме круга любви, ради защиты и сохранения которого ты готов умереть. К прошлому нас привязывает лишь одно — отказ принимать настоящее. Я почти что вижу, как прежняя Дэни сверкает своей хулиганской улыбкой, и слышу, как она говорит мне: «Чувиха, ты должна цепляться за него руками и ногами и держаться изо всех сил! У нас есть только настоящее. Зато оно реально Настоящее!»

Ледяная яростная Джейда — вот и все, что осталось от моей Дэни.

Я о многом думала во время этой поездки. Я пыталась смириться со случившимся, понять, как же мне продолжать жить без Дэни. Как перестать винить себя за то, что загнала ее в Холл Всех Дней, и думать о том, как бы мне добраться до того, что осталось в Джейде от Дэни, если в ней вообще хоть что-то осталось. Я изучаю ее при каждой возможности, ищу следы прежнего подростка в ее лице, осанке и не нахожу. Я помню нашу последнюю драку, когда я дернула Дэни за волосы, а она меня укусила. Я слабо улыбаюсь, думая о том, состоится ли еще когда-нибудь такая смешная драка, и надеясь на это, потому что если состоится — значит, до Дэни еще можно дотянуться. Да, Алина была убита. Юной девочкой, которую заставили ее убить. Девочкой, которая расщепила собственную личность, чтобы адаптироваться, а завершила это расщепление, уже намеренно, та, что должна была спасти ее и защитить.

Я должна была увидеть, что происходит с Дэни, но не видела, ослепленная собственной болью. Я непреднамеренно подтолкнула ее к дальнейшему расколу. Я допускаю, что Дэни могла быть знакома с Алиной, Алина даже могла ей нравиться. Я ведь не знаю деталей. Возможно, Дэни нашла мою сестру точно так же, как выследила меня возле Тринити, из любопытства и одиночества. Интересно, разговаривали ли они. Хотела бы я однажды увидеть остальные дневники Алины. Джейда наверняка знает, где они, потому что Дэни тайком посылала мне некоторые страницы — те, в которых говорилось, как моя сестра меня любит. Я рада, что у Джейды теперь браслет Крууса, хоть и желала бы заполучить его сама. Я не хочу, чтобы она осталась на улицах без меча или щита. Я слишком за нее волнуюсь.

Джейда считает себя победительницей, но Риодан прав. «Ничего не чувствовать» означает «быть мертвым внутри», в особенности для кого-то вроде Дэни, так ярко и остро раньше чувствовавшей. Победой было бы возвращение Дэни, усиленной чертами Джейды. Интересно, это существование Джейды частично делало Дэни такой импульсивной и безрассудной, словно ячейки ее личности раскололись пополам: одной половине досталось взрослое умение выживать, а другой — черты бесшабашного ребенка. Чем сильнее контролировала себя Джейда, тем более дикой могла быть Дэни.

Вся накопленная мной злость исчезла, оставив между нами лишь запертую и забаррикадированную дверь без надежды найти ключ. Я собираюсь колотить в эту дверь изо всех сил. Я не потеряю Дэни, когда она так близко. Но мне понадобится тщательная, хорошо продуманная кампания по преодолению защиты ледяной коммандос, чтобы найти скрытую в ней молодую женщину. Я знаю, что отчасти Риодан настоял на присутствии Джейды затем, чтобы она была вынуждена находиться рядом с Бэрронсом и со мной, с людьми, с которыми Дэни проводила время и которыми дорожила. Если кто-то и может пробудить в ней эмоции, то это я, хорошо это или плохо.

Риодан заполняет наш бензобак, открывает дверцу и залезает обратно.

— Ой! Если ты еще раз на меня сядешь, — рычу я, — я тебя прикончу!

— Удачи в этом деле. Нефиг пересаживаться всякий раз, как я выхожу. Ты опять на моей половине сиденья.

— Посмотри, где выемка, — возмущенно говорю я.

— Это «хаммер», Мак. В нем ничто не оставляет выемок. Кроме гранат.

— У меня их несколько, — говорит Джейда. — Продолжите свое бессмысленное препирательство, и я поделюсь одной. Без чеки.

Я игнорирую ее слова.

— У меня все тело свело. Мне нужно выпрямиться.

— Так выходи вместе со мной.

— Я опасаюсь, что ты уедешь без меня, ты же меня не видишь.

— Я бы тебя оставил, если бы мог видеть.

— Господи, да когда же вы оба заткнетесь? — рычит Дэйгис. — Вы грызетесь уже несколько часов. Кажется, у меня болит голова.

— Мы полтора дня делим два чертовых фута пространства, — мрачно говорю я. — Чего ты ждал?

Я начинаю задумываться, сколько же еще Книга собирается держать меня невидимой. Я все еще чертовски этим наслаждаюсь, но не хочу оставаться такой навсегда.

— Как тебе может казаться , что у тебя болит голова? — раздраженно спрашивает Драстен. — Она либо болит, либо нет.

— Я ни черта не могу думать на заднем сиденье, так за каким чертом мне это знать? Я вожу машину. Меня не возят.

Бэрронс смеется, и я вспоминаю, как он однажды сказал нечто похожее: «Кто ведет этот мотоцикл, а кто сидит в коляске? У меня вообще нет мотоцикла с чертовой коляской». Он резко сворачивает, и мы начинаем медленно двигаться по каменистому бездорожью, вверх.

— Раньше тебя возили лошади, — говорит Драстен.

— Раньше я управлял проклятыми поводьями.

— Сосредоточьтесь на миссии, — равнодушно произносит Джейда. — Дискомфорт не имеет значения. «Проклятые» означает «подвергнувшиеся проклятию». Целесообразна точность выражений. Вы не слышали от меня жалоб.

— Мы вообще почти не слышали, чтобы ты говорила, — замечает Драстен. — Ты разговариваешь еще меньше, чем он. — Шотландец жестом указывает на Бэрронса, который спокойно ведет машину, что делал от самого Дублина, ни с кем не беседуя, даже со мной, за вычетом нескольких безмолвных сообщений во взгляде. Раз уж он пока меня не видит, ответить ему тем же я не могу.

— Если не исправляешь наши проклятые речевые ошибки, — добавляет Драстен.

— Коммуникация достаточно сложна даже в случаях, когда все участники дискуссии стремятся к ясности, — холодно отвечает Джейда. — Точность предпочтительна.

«Точность» и «Целесообразность» вполне могут быть именами Джейды, сразу за чертовой «Грацией». На переправе меня тошнило. Ее, естественно, нет. Зато я видела, как наша красивая, с идеальной прической Джейда презрительно наблюдает за моими «посылками» через борт. Мы все устали, все сердились, при переправе штормило, а я плохо переношу качку.

И вот теперь мы в Австрии, и здесь холодно, а я хоть и укуталась потеплее, предвкушая подъем в горы, уже жалею, что не добавила пару слоев одежды. В «Хаммере Н1», модифицированном для комфорта — если такое понятие вообще возможно в «хаммере», — я провела полтора дня кряду, упираясь в огромную консоль и деля переднее сиденье с Бэрронсом и Риоданом, устроившимися по обе стороны от меня.