Морин Чайлд - Будь моим мужем!

— Он не помог, — вздохнул Каден.

— Он дал ей пятьсот долларов, чтобы избавиться от ребенка.

Глаза Кадена в очередной раз метнули молнии. Он сжал кулаки.

Эмма глубоко вздохнула и продолжила:

— Это ее сломало. Терри больше не говорила о ребенке, просто ушла в себя. Мы работали официантками, так что я всю беременность приглядывала за ней. Она не хотела понять, что выход есть, что она может вернуться домой, преподавать в школе, у нее был диплом учителя. Терри мечтала быть кинозвездой.

— Как и ты, — снова вставил Каден.

— Да, как и я, — с горечью призналась Эмма. — Терри не смогла принять свой провал.

Ее история была не многим лучше. Ей следовало уехать из Калифорнии еще два года назад, когда стало понятно, что большая роль ей не светит. Но она продолжала жить в Голливуде и работать официанткой. Вернуться домой — значило признать поражение. Для Терри это было чем‑то невозможным.

— Почему ребенок Терри у тебя? — спросил Каден, подошел ближе и осторожно убрал с ее лица непослушную прядь.

Сидеть на месте не давало волнение. Преследуемая воспоминаниями, Эмма встала и начала мерить кухню шагами. Внутри все клокотало, в памяти вставали образы Терри и новорожденной Молли в тесной комнате их квартирки.

Эмма смахнула слезы кончиками пальцев. Что толку плакать. С того света Терри уже не вернуть.

— Когда родилась Молли, я надеялась, Терри образумится. Она обожала малышку, и мне показалось, что все пошло на лад. — Эмма остановилась и взглянула на Кадена. — Но она опять отправилась к отцу Молли. Не знаю, чего она ожидала, — денег, поддержки, — но вернулась абсолютно разбитая. Она сфотографировала Молли, чтобы показать ему дочь. Охранники вышвырнули ее из офиса. Через ассистента он передал ей, что если она еще раз заявится, то он вызовет полицию, и ее арестуют за вторжение.

Каден негодовал:

— Какой подлец!

— Это еще мягко сказано. — Эмма с содроганием вздохнула, но продолжила, как бы тяжело ни было: — Как‑то раз Терри решила съездить на побережье. Я согласилась посидеть с малышкой, потому что понимала: подруге нужно отвлечься. Ее долго не было, и в этот же день я нашла записку, где она писала, что считает себя плохой матерью, что Молли достойна лучшей участи, и просила меня воспитать ее и ни за что не показывать малышку тому типу.

Эмма сглотнула и продолжила рассказ:

— У Терри никого не было, только я. Ей не на кого было положиться. Через несколько дней пришла полиция. Оказалось, Терри покончила с собой, съехала с утеса в Малибу. Полицейские решили, что Молли — моя дочь, а через месяц я вернулась в Монтану.

— Значит, ты вернулась из‑за ребенка, — подытожил он.

Эмма отрицательно покачала головой и открыто посмотрела на Кадена, она честна с ним.

— Я говорила Терри, что вернусь в Монтану, за неделю до случившегося.

Слезы снова потекли из глаз, но теперь Эмма не скрывала чувства.

— Мне кажется, она понимала: когда я уеду, она останется совсем одна. Поэтому она покончила с собой и оставила Молли мне.

Глава 8

Каден испытывал жалость, гнев и вместе с тем облегчение. Иначе и быть не могло — ведь теперь он знал, что Эмма не забеременела и не родила от другого мужчины. Он не хотел делить Эмму с кем‑то еще. Мысль о том, что она нашла другого, терзала его все эти годы.

Эмма даже в юности не казалась ему беззащитной и уязвимой, она всегда была сильной, смелой и решительной женщиной. Видеть ее сомневающейся, мечущейся было как‑то неестественно. А еще она смотрела на него так, будто ждала, что он сейчас вызовет полицию и обвинит в похищении ребенка.

— Расслабься, Эмм. Ты сделала то, что должна, я не осуждаю тебя.

— Спасибо.

Она глубоко вздохнула, расправила плечи, и уже через минуту Каден видел перед собой ту самую Эмму, которую всегда знал, — с гордой осанкой, уверенными жестами, а не напуганную девочку.

— Странно, мне полегчало, когда я рассказала тебе правду.

Он подошел и положил руки ей на плечи. Эмма все еще подрагивала от холода и напряжения, Каден инстинктивно прижал ее к себе, согрел своим теплом. Они оба сейчас нуждались в объятиях и ощущении спокойствия.

— Он и тебя использовал, этот продюсер? — прошептал Каден.

— Нет, — ответила Эмма и подняла на него глаза. — Но в Голливуде он не один такой подонок.

Гнев пронзил его, словно удар молнии. Каден крепче прижал ее к себе.

— Ты таким образом получила роль в том шоу?

— Нет! — возмутилась она и оттолкнула его. Глаза ее полыхнули огнем возмущения. — Вот, значит, что ты обо мне думаешь? Что я подстилка?

— Нет, — растерянно ответил Каден и провел рукой по волосам. — Но…

Эмма разочарованно покачала головой.

— Не должно быть никаких «но», Каден.

— Я не имел в виду ничего плохого, я злюсь на самого себя, что не был рядом, когда ты нуждалась во мне. Зная тебя, не сомневаюсь, ты могла начистить физиономию любому, кто посягнул бы на святое.

Эмма ухмыльнулась, гнев в ее глазах поутих.

— Я не спала с продюсерами, но думала об этом, признаюсь, — сказала она серьезно. — Хотя не все мужчины в Голливуде ничтожества. Много хороших, честных парней. Последние три года я работала официанткой, и знаешь почему? Я отказалась играть в эту игру.

Эмма глубоко вздохнула и махнула рукой.

— Прости, просто все из шкуры вон лезут, чтобы обзавестись полезными контактами, чтобы тебя увидели в нужное время, в нужном месте и с нужными людьми. Там нельзя никому доверять, люди помешаны на прослушиваниях, пробах, агентах. Они заботятся не о том, что происходит, а как это выглядит со стороны. Очень легко втянуться в эту гонку за славой и попасть в ловушку. Терри попала, как и многие другие.

Эмма покачала головой.

— Я получила роль в сериале на третьем прослушивании. Новенькая, неопытная, мне платили гроши. Плюс я не успела засветиться в других проектах. Им нужны были новые лица, я подошла.

— У тебя очень милое личико, — прошептал Каден.

— Спасибо, — ответила Эмма, вымученно улыбнулась и продолжила: — Я получила работу и от счастья была на седьмом небе, но после первого сезона шоу закрыли. После этого, где бы я ни прослушивалась, мне отвечали: приходите через год, два или три.

— Я не знал. — Каден смотрел на нее с искренним сочувствием. — Ты не рассказывала.

— А что рассказывать, — вздохнула Эмма и горько усмехнулась. — Если меня приглашали на пробы, оказывалось, что я то слишком высокая, то слишком низкая, то грудь слишком большая…

— Если тебе будет легче, мне твоя грудь очень нравится.

Эмма улыбнулась и продолжила:

— То волосы слишком длинные, то слишком темные.

У Эммы были шикарные волосы — темно‑каштановые кудри с золотым отливом. Ему тут же захотелось запустить пальцы в ее шевелюру, почувствовать, как живой шелк струится сквозь пальцы.