Джосс Вуд - Наша лучшая зима

Затем Мэтт произнес слова, которые она ждала больше всего:

— Я люблю тебя, Дилан‑Энн. Ты для меня центр вселенной.

Все страхи, терзавшие ее на протяжении многих лет, отступили. Слезы заструились по ее лицу, но она их не замечала. Мэтт хорошо знал ее, поэтому просто ждал, когда она наплачется.

— Ты уверен? — спросила Ди‑Эй сквозь слезы. Мэтт улыбнулся.

— Что я люблю тебя? Да. Что я никогда тебя не покину? Да. Что ты моя единственная? Да.

— Я не знаю, что сказать, — прошептала она с улыбкой.

— Тогда позволь говорить мне. Мы поженимся, и чем раньше, тем лучше. Я пока не понял, как мы будем жить на два континента, но я уверен — мы что‑нибудь придумаем. И мы будем проводить много времени вместе, это не обсуждается. Мы больше не будем разлучаться на многие месяцы, мы найдем решение. Может быть, будем жить часть времени тут, часть времени в Гааге. Но мне не важно, где мы будем жить, главное, что мы будем вместе.

Ди‑Эй почувствовала, что ее слезы высохли. Она хотела ответить ему, но Мэтт ее опередил:

— Я не знаю, насколько хорошим мужем и отцом я буду, у меня нет достойных примеров для подражания, но я буду стараться, клянусь тебе. Я никогда не буду обманывать тебя, и ты всегда будешь центром моей вселенной, я обещаю.

Но этого Ди‑Эй не могла от него требовать. У него была дочь, и она должна быть для него на первом месте. Это был первый шаг к тому, чтобы стать хорошим отцом.

— У тебя есть Эмили, Мэтт. Я понимаю, что она должна быть для тебя важнее всего.

— У Эмили уже есть отец, Ди‑Эй, и семья, которую она обожает. И это очень хорошо, я рад этому. Но я хочу свою семью, нашу семью. Я хочу стать лучше, ответственнее, и, уж конечно, я хочу, чтобы мы были лучшими родителями, чем наши. Ты хочешь пройти все это вместе со мной? — спросил он голосом полным надежды.

Ди‑Эй медленно кивнула, пристально глядя на него.

— Я тоже хочу ребенка, Мэтт, может быть, двух. Но до этого я хочу, чтобы мы научились жить вместе. Я хочу быть твоим светом, когда у тебя в глазах потемнеет от всяких международных преступлений, твоим убежищем, когда вокруг тебя все будет рушиться. Это будет сложно, потому что жизнь — тяжелая штука, но если мы будем крепко держаться друг за друга и наших детей, то у нас все получится, мы справимся с чем угодно.

Мэтт прислонился лбом к ее лбу, она чувствовала его дыхание на губах.

— Я люблю тебя, Дилан‑Энн.

Это были самые прекрасные слова, которые она слышала в жизни.

— Я люблю тебя, Мэтт!

— Ты хочешь выйти за меня замуж?

— Больше всего на свете, — прошептала Ди‑Эй. Губы Мэтта наконец встретились с ее губами.

— Знаешь, я, кажется, передумала насчет Рождества. Замечательный праздник!

Мэтт рассмеялся. Смех у него был низкий и очень сексуальный. Ди‑Эй почувствовала себя самой счастливой женщиной на свете оттого, что будет слышать этот смех всю свою жизнь. Она отстранилась и посмотрела на Мэтта. Она хотела рассказать ему, что он сделал ее очень счастливой, но внезапно почувствовала, что у нее нет слов.

Мэтт понимающе улыбнулся. — Я знаю. Голова кругом, да?

Ди‑Эй кивнула:

— Я чувствую себя потрясающе, фантастически! Мне тесно в своей коже, в этом автомобиле. Я чувствую себя так, будто весь мир могу обнять. И теперь никогда ничего не будет прежним.

Мэтт поцеловал ее и поразился новому ощущению теплоты, уюта, надежды. Он целовал ее медленно, мягко, его губы говорили Ди‑Эй, что она любима, что она больше никогда не будет одна. Что он всегда, всегда будет рядом с ней.

Это было настоящее рождественское чудо!

Его язык скользнул между ее приоткрытыми губами. Его поцелуй теперь был совсем другим — требовательным и властным. Ди‑Эй не имела ничего против, потому что это было его право. Она принадлежала ему полностью и навсегда.

Ди‑Эй не знала, сколько времени прошло, но, когда в окно машины постучали, его рука была под ее бюстгальтером, а брюки расстегнуты. Слава богу, стекла были тонированные.

Мэтт недовольно нахмурился, а Ди‑Эй, критически оценив беспорядок в их одежде, совсем чуть‑чуть опустила стекло.

За окном стояли три женщины и улыбались во все девяносто шесть зубов.

— Ну что?

Ди‑Эй бросила взгляд на Мэтта, который откинулся на спинку сиденья и развел руками.

— Что «что»? — спросила Ди‑Эй невинным голосом.

— Клянусь, я убью тебя, — пообещала Джули. — Вы снова вместе?

Ди‑Эй кивнула:

— Да. В некотором роде.

Дарби нахмурилась и приготовилась кинуться на защиту подруги. Она наклонилась к окну и в упор уставилась на Мэтта.

— Клянусь, Эдвардс, если ты думаешь, что тебе удастся сбежать, я распилю тебя циркулярной пилой. Причем тупой.

Мэтт поднял бровь и улыбнулся Ди‑Эй.

— Хочешь быть подружкой невесты, Дарби?

— Если ты думаешь, что я позволю тебе и дальше быть залетной пташкой в ее жизни, то… — продолжала Дарби, но вдруг застыла с открытым ртом. — Что ты сказал? Вы женитесь? Когда? Серьезно? Мама, Джули, они помолвлены! Вы когда‑нибудь выйдете из этой проклятой машины?!

Ди‑Эй засмеялась, взглянула на штаны Мэтта, увидела, что он успел привести себя в порядок, и сказала:

— Наверное, нам нужно вернуться. Они не оставят нас в покое. Пока мы все не расскажем.

Мэтт погладил ее по щеке.

— Я знал, что они входят в комплект, так что я не против. К тому же я хочу познакомить тебя с Эмили, а она в кофейне.

Ди‑Эй чуть не подпрыгнула на сиденье.

— Твоя дочь там, и ты оставил ее одну?

Мэтт пожал плечами.

— Она большая девочка, а я был нужен тебе.

Мэтт открыл дверь, в машину залетело несколько снежинок. Но прежде чем выйти, он еще раз посмотрел на Ди‑Эй теплым взглядом.

— Я очень люблю тебя, Дилан‑Энн. Никогда не сомневайся в этом, ладно?

Мейсон вошел в зал и взял со стола бокал шампанского. Он опоздал, потому что хотел провести сочельник с Эмметом и Тигом.

Дело шло к полуночи, но вечеринка была в самом разгаре, и гостей было намного больше, чем он ожидал. Он едва лавировал между дамами в вечерних платьях и их кавалерами в смокингах.

Мейсон провел рукой по атласному лацкану, стряхивая несуществующую пылинку. Когда он в последний раз надевал смокинг? Три года назад? Пять? Да какая разница! Главное, что он был здесь, на первой новогодней вечеринке, которую Калли устроила после смерти мужа.

Мейсон потягивал шампанское, хотя мечтал о виски. Он не был с Калли наедине с того самого разговора на крыльце его дома десять дней назад. Он скучал по ней. Он хотел ее. Им будет так хорошо вместе. Но она должна решиться.

Мейсон огляделся, и его внимание привлекли семейные фотографии на стене. Он изо всех сил старался их не замечать, но ничего не получалось, так что он сдался. На всех фотографиях был красивый темноволосый мужчина. Рэй Броган. Леви был точная его копия, только рыжий. У Дарби был его нос и подбородок, а у Джули — его глаза. В его глазах сверкал ум и искорки юмора.