Джессика Гилмор - Жаркие бразильские ночи

Кроме того, Харриет была заинтригована: ей представился слишком хороший шанс узнать, кем был Деанджело на самом деле, и не хотелось его упускать.

Но больше всего на свете она желала начать жить полной жизнью, чувствовать себя привлекательной и желанной, использовать все возможности, что ей представятся. Слишком долго она следовала правилам. Так почему бы не станцевать самбу — хотя бы раз?

Харриет ждала ответа, глядя на Деанджело дерзко и дразняще.

Наконец он коротко кивнул и сказал:

— Так и быть.

В Рио есть множество ночных клубов и баров, и даже парочка приличных здесь, в Копакабане. Но чтобы Харриет действительно смогла постичь суть самбы, Деанджело решил отвезти ее в квартал Лапа.

Пока они добирались туда на такси по темным улицам, Харриет молча смотрела в окно, внимательно разглядывая город, а Деанджело думал о том, что, наверное, сошел с ума. Провести неформальный вечер вместе с Харриет было бы рискованно даже в Англии, а сделать это в своем родном городе, где похоронены все секреты прошлого, — настоящее безумие. Он играет с огнем!

К тому же Харриет изменилась. На смену ее обычной сдержанности пришло острое любопытство и открытость. Деанджело хотелось защищать эту женщину, произвести на нее впечатление, показать ей свой мир. Он желал, чтобы она узнала его настоящего, и это было опаснее всего.

Но главное — он в Рио. Завтра начнется игра, ради которой он прибыл. А нынешний вечер принадлежит ему.

Когда‑то Деанджело знал все бары в Лапе — и те, где на танцпол выходили только лучшие танцоры, и те, где приветствовался каждый новичок. Узнают ли его, если он там появится? Вряд ли — тогда он для всех был просто еще одной уличной крысой.

Деанджело отвез Харриет в самый лучший клуб, который располагался в большом каменном здании, богато украшенном лепниной, и сверкал яркими огнями. Держа Харриет за руку, Деанджело помог ей подняться по широким ступеням крыльца, стараясь не думать о том, как уютно лежит ее рука в его ладони.

Поспешившая навстречу хостес провела их в зал и усадила за угловой стол, откуда очень хорошо был виден танцпол.

Несмотря на ранний вечер, зал уже был наполовину заполнен, на сцене у дальней стены играл небольшой оркестр, а танцоры выделывали такие па, за которые в Европе им бы вручили Гран‑при на танцевальном конкурсе.

Обычно в таких заведениях Деанджело заказывал ледяное пиво, но, оглянувшись на свою спутницу, которая смотрела на сцену сияющими от восторга глазами, он попросил принести шампанское.

— Это невероятно! — воскликнула Харриет. — А когда здесь начинают танцевать любители?

— Это и есть непрофессионалы.

— Что?! — Она повернулась и удивленно воззрилась на Деанджело. — Этого не может быть! Ты только посмотри, как они выплясывают! Разве так могут обычные люди?

— Это самба де гафиэйра — парная самба. Ее может танцевать любой, независимо от уровня его…

Завершить объяснение ему не дал подошедший к их столику официант, который принес шампанского и разлил его по бокалам.

Харриет взяла свой бокал и снова повернулась к танцорам. Ритм пульсировал, музыка, казалось, пронизывала все тело, каждая нота, каждая смена тональности звали на танцпол.

Деанджело и не заметил, как начал отстукивать ритм ногой. Зал продолжал заполняться, и к танцующим присоединялось все больше пар. Кто‑то плясал лучше, кто‑то хуже. Вышли на танцпол и несколько туристов, у которых было больше энтузиазма, чем умения танцевать самбу, но более опытные танцоры показали им, как правильно выполнять нужные движения.

Что ж, кажется, пора…

Деанджело встал и протянул руку.

— Давай вместе!

Харриет сжала свой бокал.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты ведь хотела почувствовать настоящий дух Бразилии? — Он кивнул в сторону танцпола: — Ты найдешь его там.

— Я не могу туда пойти!

— Почему нет? Уж если даже он… — Деанджело кивнул на тучного туриста, усердно, с серьезным видом покачивающего бедрами. — Ты, определенно, можешь!

— Но…

Не дав Харриет договорить, Деанджело взял бокал из ее рук и заставил ее встать из‑за стола.

— Ты должна почувствовать ритм и двигаться в согласии с ним. Добавь упругости своим движениям… Колени чуть согнуты… Шаг назад, ноги вместе, шаг вперед…

Едва они оказались на танцполе, Деанджело взял ее за руки, продолжая наставления:

— Вот так. Шаг назад, ноги вместе, шаг вперед, колени согнуты, не бойся двигать бедрами…

Харриет явно нервничала. Она крепко сжимала его руку и смотрела только на свои ноги, боясь сбиться.

— Посмотри на меня! Почувствуй ритм! Пусть он направляет тебя.

Музыка становилась все громче и громче, ритм — сильнее и настойчивее, танцпол — все более и более оживленным. Деанджело потерял счет времени, ничего не замечая вокруг, кроме женщины в его объятиях, ее сияющих голубых глаз и капелек пота на ее лбу. И почему он до сих пор считал, что его утренние пробежки могут заменить самбу? Разве может сравниться спорт с этим общим праздником музыки и страсти? Неудивительно, что последние двенадцать лет Анджело чувствовал себя полуживым. И какое же это облегчение — хотя бы на один вечер позволить обрушиться стенам, окружившим его сердце, и снова превратиться из холодного бизнесмена в того юношу, который когда‑то любил, смеялся и мечтал! Завтра будет достаточно времени, чтобы снова вернуть все на свои места.

Харриет все больше осваивалась в танце, ее бедра двигались так, словно она была рождена для самбы. Деанджело резко крутанул ее, и Харриет, потеряв равновесие, упала ему на грудь и весело расхохоталась. Деанджело показалось, что время почти остановилось, каждая музыкальная нота растянулась до невыносимого крещендо, все пары на танцполе начали двигаться в замедленном темпе. Все, что мог сейчас видеть Деанджело, — это приоткрытый рот Харриет и ее смеющиеся глаза. Все, что он мог чувствовать, — это жар ее тела, ее мягкую грудь, прижимающуюся к его груди, ее бедро у своего бедра, ее пульс, бьющийся в унисон с его пульсом.

Харриет, похоже, совершенно забылась в танце и казалась воплощением свободы, счастья и чувственности. Ее соблазнительные губы оказались почти возле губ Деанджело, словно призывая к поцелую, ее волосы разметались по плечам, бретельки сарафана соскользнули, и тот чуть сполз, сильнее открыв ложбинку между грудей Харриет. Как тут можно было устоять?

Столько долгих лет Деанджело безжалостно подавлял любые свои потребности и желания, которые не соответствовали его целям. Он считал, что романтика, любовь или фальшивое утешение близких отношений — не для него. Достаточно усердной работы и физических упражнений, чтобы поддерживать его ум и тело всегда готовыми к бою. Харриет олицетворяла собой все, что Деанджело себе запретил. Наверное, по этой причине она казалась ему настолько возбуждающей.