Джосс Вуд - Одержимый ветреной нимфой

– Это кольцо Коннора, – сказал он. – Его отдал тебе Линц?

Она кивнула:

– Он говорил мне, из чего оно сделано, но я забыла.

Рэйми провел пальцами по кольцу.

– Балтийский янтарь и метеорит с тонкими вставками платины. Мне всегда нравилось это кольцо. – Он показал ей свои пальцы. – Я не люблю ювелирные украшения, но это кольцо просто шикарное. Я помню, как Коннор и Сэйдж проектировали и делали это кольцо; они несколько месяцев ругали материалы и друг друга. – Он улыбнулся, вспоминая.

Лахлин надела массивное кольцо на большой палец и рассмотрела его.

– Странно, что у вас у всех сохранились воспоминания о нем, а у меня нет. У меня его кровь, его гены, но он для меня совершенно незнакомый человек. Хотя моя мать тоже была мне как чужая. – Лахлин постаралась улыбнуться, но Рэйми заметил обиду в ее глазах.

Рэйми взял ее за руку и провел большим пальцем по ее большому пальцу.

– Коннор долго был частью моей жизни. Я могу ответить на любые твои вопросы о нем.

Лахлин посмотрела через плечо на городской пейзаж. Рэйми ждал, когда она задаст вопрос, игнорируя холодный, пронизывающий ветер, дующий в спину.

– Все говорят мне, что, если бы он знал обо мне, я стала бы частью его жизни, – прошептала Лахлин. – По-твоему, это правда? Или меня просто утешают?

Рэйми не торопился отвечать.

– Я думаю, его действия говорят громче слов. Посмотри, сколько он сделал для своих племянников и племянницы. Он усыновил их после того, как умерли их родители. Как только Линц начал жить в его доме, будучи сыном экономки, Коннор относился к нему, как к родному сыну. Ему не надо было никого усыновлять, он ничего от этого не выиграл. Он просто хотел сказать миру, что эти дети – его дети. По-твоему, он поступил бы с тобой по-другому?

Умом он понимал, что она с ним согласна, но подозревал, как ей тяжело поверить в это. Ей было сложно смириться с тем, что у нее – родной дочери Коннора – было такое тяжелое детство.

– Ты сердишься, Лах? – спросил он.

Она изумленно уставилась на него, он задел ее за живое.

– Нет! Почему ты спрашиваешь?

Он сжал рукой ее голое колено.

– Поговори со мной, Лахлин.

Она заправила волосы за ухо и попыталась убрать колено из-под его руки.

– Ты сердишься, Лах? – спокойно повторил он свой вопрос.

Глаза Лахлин сверкнули.

– Что ты хочешь от меня услышать, Рэйми?

– Правду.

– Правду? – Лахлин вскочила на ноги, ее босые ступни уперлись в холодный бетонный пол. Но казалось, она не замечает холода.

– Да, я сержусь! Я злюсь, что они его знают, а я нет. Что у них есть родитель, который их любил, а у меня нет. Моя мать все время плакала или спала. Я видела их фотографии, Рэйми. На семейные каникулы они ездили на экзотические пляжи, катались на лыжах на Рождество, находили кучу подарков под елкой, тщательно продумывали вечеринки по случаю дня рождения. А для нас Рождество было обычным днем, Рэйми. Тайк просто рисовал меня на день моего рождения. Я ни разу не задувала свечи на торте в день своего рождения! Я никогда не сидела на коленях у отца; не просила, чтобы он купил мне пони; не проектировала с ним ювелирные украшения. Мне нравится Сэйдж! – воскликнула Лахлин. – Она вынашивает ребенка Тайка, она будет моей невесткой. Но я… – Лахлин прикусила нижнюю губу и уставилась себе под ноги, обхватив себя руками. Рэйми не мог ни в чем ее винить. Ей надо разобраться со своими чувствами к Сэйдж и Коннору.

Рэйми очень хотелось ее защитить и избавить от призраков прошлого. Но он не может стать ее спасителем и принцем на белом коне.

Вот почему он хотел встречаться с самоуверенными, независимыми женщинами, которые не желали им увлекаться. Он не стремился брать на себя ответственность за них, заботиться об их благополучии. На это уходит очень много эмоциональной энергии.

Лахлин должна сама победить своих демонов, а для этого Рэйми надо сохранять с ней дистанцию.

Он встал, прошел к балконной двери и жестом пригласил Лахлин войти внутрь. Она нахмурилась, подошла к нему и скривилась.

– Это твой метод сказать, что разговор окончен и ты устал слушать мое нытье?

Рэйми потер ладонью подбородок и подумал, что сейчас не время откровенничать с ней.

– Ты не нытик, но я плохой слушатель.

Лахлин вошла в гостиную, и Рэйми закрыл раздвижную дверь.

Она качнулась на пятках, выглядя поразительно юной и маленькой в его огромной куртке.

– Ты прав. Ты верен Коннору и Баллантайнам, и ты всегда будешь их защищать, – заявила Лахлин, словно столетняя старуха. – У каждого из вас, включая Тайка, свои принципы.

– Речь не о принципах, Лахлин. Они же не пытаются продать тебя в рабство! – разочарованно воскликнул Рэйми. – Они стараются поступать правильно и справедливо.

– А если мне не нужна их правильность и справедливость? А если мне нужно от них совсем другое?

– Что именно?

Лахлин выдержала его страстный взгляд.

– Если я попрошу их об этом, моя просьба станет бессмысленной.

Разочарованный, Рэйми запустил пальцы в волосы. Женщины никогда не говорили напрямую того, что они хотят или имеют в виду. Он не понимал, зачем они вечно «затушевывают» свои слова.

– Ну, они не узнают, чего ты хочешь, пока ты им этого не скажешь. – Рэйми указал на спальню. – По-моему, проще выложить карты на стол.

Лахлин с вызовом подняла бровь.

– Так, выкладывай свои карты на стол, Рэйми. Но если ты заявишь, будто обязан меня оберегать потому, что я была девственницей, я что-нибудь в тебя швырну.

Рэйми вздохнул, пытаясь успокоиться.

– Вчера ты сказала, что мы переспим всего один раз. Ты по-прежнему согласна с этим?

– Я думаю, мы правильно сделали прошлой ночью, уступив своему безумию, – произнесла Лахлин, и Рэйми отмахнулся от разочарования. Она улыбнулась. – И теперь все надо оставить так, как есть.

Рэйми кивнул:

– Я с тобой согласен. Так будет гораздо проще.

Лахлин отправилась в свою спальню, и Рэйми поборол желание побежать за ней, обнять за тонкую талию, поцеловать в шею и вдохнуть аромат ее духов. Влечение между ними не исчезло, а только усилилось.

Рэйми заложил руки за голову и, проклиная себя и ситуацию, отправился в свою спальню, задаваясь вопросом, как ему удастся жить рядом с Лахлин, не прикасаясь к ней.

На следующей неделе, работая в подвале, Лахлин сидела на стальном столе в центре комнаты, скрестив ноги. Она открыла маленькую белую коробку и вдохнула густые ароматы карамели и шоколада, потом медленно вынула оттуда кекс, наслаждаясь его сладким запахом.

Если бы Рэйми знал, что она втайне от него ходила в пекарню, он пришел бы в ярость. Но традиция есть традиция. Сегодня Лахлин исполнилось двадцать восемь лет, и никто об этом не знает. Ну, Тайк знает, однако она сомневалась, что он вспомнит об этом дне. У него сейчас много других забот.