Клэр Коннелли - Жаркая зима для двоих

— Для меня он желанный! — крикнула она и вздрогнула от вполне реальной возможности разбудить сына.

— И для меня, — заметил Гейб.

— Нет. Я думаю, тебе пора уходить, Гейб. Мы поговорим утром, когда ты одумаешься.

— Ты считаешь, у тебя есть право диктовать мне, после того, что ты сделала?

— А что я сделала? — Она подошла к нему ближе, сожалея о том, что намного ниже его ростом. — И что мне надо было сделать?

— Ты все это затеяла в прошлом году, когда приехала в мой отель. И ты приняла неверное решение.

— Ты прав, — пробормотала Эбби. — Переспав с тобой, я совершила грубейшую ошибку.

Она закрыла глаза, потому что не могла жалеть о рождении Рафа.

— Я чувствую то же самое, — невозмутимо ответил он.

— О, иди к черту, — тихо ответила она, прижимаясь к стене и опуская голову.

— Мне кажется, я уже в его логове.

Его комментарий задел ее за живое. Она сглотнула, но ее горло осталось сухим.

Два дня назад она работала на кухне у одного из известнейших шеф‑поваров Нью‑Йорка. Она была уставшей и одинокой, но она заставляла себя жить дальше.

А теперь красивый и высокомерный миллиардер требует, чтобы она переехала с ним в Италию и стала его женой. Он предлагает ей статус миссис Гейб Арантини.

Она не может выйти за него замуж! Зачем она вообще решила рассказать ему о сыне? Надо было посоветоваться с адвокатом. Как она могла быть такой наивной? Следовало спрятать Рафа от Гейба.

— Я не выйду за тебя замуж, — сердито сказала она, и в ее жилах забурлила кровь. — Я не могу. У нас ничего не получится.

— Поверь мне, я меньше всего хочу юридически связать себя с тобой или твоим отцом, если на то пошло. — Он решительно смотрел на нее. — Но это единственное приемлемое решение. И это мое условие, милочка.

— Это бессмысленно.

Он пялился на нее долго и упорно.

— Я сказал, что хочу, чтобы у нашего сына была семья. Это крайне важно для меня.

Семья? На что это будет похоже? Прошло так много времени с тех пор, как умерла ее мать, что Эбби едва помнила, каково жить в полной семье. Отец эмоционально закрывался от нее долгие годы, а потом окончательно разорвал с ней связь.

Эбби была одна. Ее любимая мать умерла, отец захлопнул дверь у нее перед носом, а Гейб угрожает отобрать у нее Рафа. Она не желает терять своего сына.

— Брак на основе ненависти обречен. — Она мельком взглянула на Гейба.

Он заговорил тихо, обдумывая каждое слово:

— Но в нем будет и любовь. Я уже полюбил своего сына. Ты его мать. Для меня это немало значит, Эбигейл. Как бы я к тебе ни относился, я все‑таки желаю тебе добра. Я хочу позаботиться о тебе. Раф должен знать, что его отец защитит его мать. — Последние слова казались предельно искренними.

Эбби хотелось бороться с Гейбом. И сказать ему, что прежде всего ей необходима защита от его оскорблений. Она желала кричать на него и ругаться, но была слишком уставшей. Ее доконала бессонница, одиночество и разрыв с отцом. У нее не было сил сопротивляться Гейбу.

Его предложение казалось очень заманчивым. Она закрыла глаза, отчаянно пытаясь ему противостоять.

— Я не могу просто взять и выйти за тебя замуж…

Он нетерпеливо вздохнул:

— Почему нет?

— Ты шутишь? Я могу назвать тебе тысячу причин.

— Тысяча мне не нужна. Достаточно одной веской причины.

Она ухватилась за соломинку:

— Я едва тебя знаю.

— И что? — Он покачал головой.

— Ты просишь меня переехать в Италию и стать твоей женой.

— Я предлагаю тебе лучший вариант выхода из нынешней ситуации. — Он неумолимо смотрел на нее. — Но решать тебе.

У нее екнуло сердце.

Она была сломлена, одинока и почти не видела своего малыша, потому что ей приходилось много работать, чтобы выжить. Все, что она делала, она делала ради Рафа.

Эбби ужаснулась тому, как легко Гейб заставил ее чувствовать себя так, словно она ставит собственные желания выше потребностей ребенка. Ей надо просто принять решение, игнорировать свои потребности и желания и думать о том, что лучше для Рафа.

Тогда решение будет простым.

Она хотела для Рафа лучшей жизни. Даже если ей придется заключить сделку с дьяволом.

Она кивнула:

— Ладно, ты выиграл. Мы поедем в Италию.

— Ты выйдешь за меня замуж.

— При одном условии, — произнесла она. Он выгнул бровь, но ничего не сказал. — Если я перееду в Италию и выйду за тебя замуж…

— Когда ты выйдешь за меня…

— Когда я выйду за тебя, — согласилась она, — ты станешь ему хорошим отцом. Ты будешь его воспитывать. Я делаю это только ради Рафа.

— Я буду ему хорошим отцом, Эбигейл. Не сомневайся в этом.

Она тихонько выдохнула, понимая, что Гейб уже полюбил своего сына.

Он посмотрел на нее с триумфом и кивнул:

— Выезжаем завтра утром.

— Куда мы едем, мама? — спрашивал шестилетний Гейб, прижимаясь к своей стройной матери, Марине.

— На поиски приключений, дорогой. Подальше отсюда. В счастливое место, где много солнца, океан и дружелюбные люди.

— Солнце будет светить все время?

— Да, Гейб. Там ты будешь счастлив, и я тоже. — Она присела на корточки и посмотрела ему в глаза. — И твой папа.

— Он поедет с нами?

— Он будет к нам приезжать. — Она загадочно улыбнулась. Он не видел, чтобы Марина часто улыбалась.

— Я с ним встречусь?

— Да. — Она вытащила из кармана конфеты. — Он передал это для тебя. На время полета.

— Мы полетим на самолете?

— О да, Гейб. Австралия далеко отсюда. Перелет будет долгим, но тебе понравится.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что в детстве я жила там, и мне это нравилось. И потому, что твой отец так утверждает, милый, а он никогда не ошибается. Он позаботится о нас. Больше не надо волноваться. Нас ждет солнце и счастье. — Она поцеловала его голову и взъерошила ему волосы, а потом улыбнулась. — Собирай свои вещи, милый, нам пора уезжать.

Гейб спал в гостиной. Эбби не спалось, поэтому она встала, взяла стакан воды и увидела Гейба в ее полуразвалившемся кресле у окна. Эбби любила сидеть в этом кресле и читать книгу.

Гейб снял пиджак и галстук. И расстегнул ворот рубашки, обнажая сильную шею; он закатал рукава, показывая загорелые предплечья.

Он глубоко дышал, и его широкая грудь равномерно поднималась и опускалась.

В тот год, когда они были вместе, Эбби часто видела его во сне. Но это были не фантазии, а обрывки воспоминаний о том, как они занимались любовью.

Сглотнув, она шагнула к нему ближе, и он поерзал в кресле. Она замерла и покраснела.

Он был прекрасным образцом мужественности. Познакомившись с ним, она была очарована исходящей от него силой и энергией. Но сейчас он выглядел не менее привлекательным. Во сне он казался беззащитным, словно ребенок. Всегда ли он был таким самоуверенным и надменным? Вряд ли. Когда он ожесточился: в детстве, юности или чуть позже?