Рита Флоренс - Подружка невесты

— В два.

Он кивнул:

— Может быть, заскочу.

— Тогда приходи к нам домой и возьми приглашение.

— Рита, сестричка, ты можешь послать приглашение ему по почте. — Эва кое-как справилась с дыханием. — Если ты отправишь сегодня, то…

— Я зайду и возьму его сам, — решительно объявил Джаред.

— Мне надо идти. — Раньше Эва продолжала бы терпеть эту пытку, но раньше она была маленькой и глупой. А теперь нет. За эти годы она пережила слишком многое, чтобы позволять топтать себя.

— Рита, встретимся дома.

Не удостоив Джареда больше ни единым взглядом, она взяла свою сумочку и, распахнув шторы, шагнула прямо в объятия миссис Бентон.

— Но платье еще не готово… — пискнула та. Однако Эва не слушала ее. Ей срочно требовался свежий воздух, и она быстро шагнула к выходу.

— Опять сбегаешь? — Голос Джареда заставил ее остановиться. — В этом спорте тебе нет равных.

Эва резко обернулась и прямо посмотрела в его недобрые глаза:

— Я не думала, что ты вообще меня заметил.

— Я заметил.

«Интересно, речь идет о последних минутах или о последних четырех годах?» — подумала она, а вслух небрежно спросила:

— Я могу что-то сделать для тебя?

— Ты? Ничего. Абсолютно.

В этом «ты?» было столько жестокости, что она чуть не разрыдалась.

«Ну уж этого ему не дождаться!» И она, так же небрежно попрощавшись: «Пока, Джаред!», — направилась к двери на улицу. Но он опять остановил ее:

— Твой муж тоже будет на свадьбе?

Ее силы были на пределе:

— Мы уже расстались.

— Стало быть, его ты тоже бросила?

Эва, с трудом превозмогая боль в груди, глубоко вдохнула и выдохнула. Даже если он думает, что имеет право злиться, хамство она терпеть не собирается. Жить в Нью-Йорке, в одиночку растить ребенка, да еще иметь приличную работу — это не всякому по плечу. Она больше не собирается сносить издевки ни от собственного отца, ни от Джареда, ни от кого угодно!

Полуобернувшись к нему, она бросила:

— Это что, ревность?

— Я не ревную тебя, Эва. Чтобы кого-нибудь ревновать, нужно иметь к нему хоть какие-то чувства.

Она поняла, что больше не сможет произнести ни слова. Окончательно сдавило горло, к глазам подступили слезы. Выходит, все эти четыре года она лишь обманывала себя, рисуя в мечтах их встречу. Джаред ненавидит ее до такой степени, что любые объяснения не изменят ничего. Эва расправила плечи:

— Значит, никаких трогательных воспоминаний и слез? Отлично! Но давай все же не будем портить друг другу жизнь. По-моему, потерпеть пару недель не так уж сложно.

— Хочешь запретить мне приходить на свадьбу твоей сестры?

— Не запретить, лишь попросить об этом.

Он кивнул:

— Я не приду.

Она чуть помедлила и решительно повернулась к выходу. Джаред шел за ней, а в следующий момент его большая сильная ладонь лежала на ее руке, нажимавшей дверную ручку. Эва замерла. От него так хорошо, привычно пахло кожей и… стопроцентным мужчиной. Словно не было последних четырех лет. Эва смотрела на его смуглые пальцы, которые почти переплелись с ее.

— Эва? — Он отдернул руку.

— Да?

Ее взгляд скользнул по его шее к его рту, к глазам.

— Отпусти ручку. — Он с иронией приподнял бровь. — В этот раз первым уйду я.

…Джаред гнал свой джип по проселочной дороге и как одержимый давил на газ. Так это произошло с ним или нет? Ведь он только что виделся с единственной женщиной, которую не мог забыть, — с той, которая предала его.

Моя дикая красотка — вот как он называл ее тогда. И теперь, в двадцать шесть, она была так же хороша. Чудесная грудь и стройные бедра, да еще эта точеная шея, которая вечно сводила его с ума. А ее белокурые волосы с медовым отливом сделались длиннее, пышнее и сильнее, чем в его памяти, но пахли той же свежестью.

Он едва совладал с собой, чтобы их не потрогать, когда на выходе из бутика стоял за ее спиной.

Он слышал, что она приедет на свадьбу сестры, и при мысли о том, что Эва Томсон вернется в Парадиз, гнал ожесточенно, — а как иначе он выдержал бы день за днем, не говоря уже о ночах?

Первый год после ее побега был сущим адом. Стоило ему только подумать об этом, тупая боль в голове становилась невыносимой. Он помнил то утро. Утро, когда Бен Томсон подошел к нему на южном пастбище и заявил, что его дочь уехала в Нью-Йорк, чтобы выйти замуж за человека, который ей подходит. Сюда она не вернется. Джареду было всего двадцать четыре. Наемный работник на ферме без гроша за душой, который лез из Кожи вон, чтобы овладеть финансовой наукой, и который не мечтал ни о чем, кроме Эвы, клочка собственной земли и работы по специальности. Но теперь совершенно уже не важно, о чем он там мечтал: разыскать ее, побороться за нее, — только он не стал делать ничего.

Она захотела не его, а другого.

А еще через неделю Бен Томсон вышвырнул их с бабушкой на улицу.

Джаред чертыхнулся, резко выкрутил руль, сворачивая на дорожку к своему дому. И чуть не разнес железные ворота.

Что ж, теперь у него есть все. Благодаря поддержке одного невероятно предприимчивого клиента, истово уверовавшего в его финансовые способности, Джаред за фантастически короткий срок сделал карьеру. Теперь к нему обращались самые богатые и влиятельные, когда над их состоянием, их материальным будущим сгущались тучи. Да, он сделал это.

Или почти.

Женщины мало занимали его, но и те редкие, с которыми он встречался, знали, что ждать от него чего-то большего, чем пара жарких ночей, не стоит.

Он был теперь богаче, чем когда-либо отваживался мечтать, а вот Бен Томсон едва-едва сводил концы с концами на своем ранчо. Эта мысль неизменно вызывала у Джареда ухмылку.

Но сейчас привычная усмешка растаяла на губах, стоило ему взглянуть на свой собственный дом — трехэтажное свидетельство успеха Редвулфа. Фасад был выкрашен в цвет Ее глаз — таинственной колдовской зеленью.

Джаред стиснул зубы. Когда Эва бросила его четыре года назад, часть его умерла. Он работал день и ночь, лишь бы не думать о ней.

Он построил дом, в котором царили уют и покой. Для его бабушки — но только не для него. Возможно, потому, что втайне даже от себя он строил его для Эвы, как будто однажды она могла войти в этот дом. Но он обманывал себя. Джаред ударил по тормозам, и машина встала в облаке пыли. Он снова посмотрел на зеленый фасад.

— Эва.

Снова единственным, о чем он мог думать, сделалась Эва.

— Проклятье!

Еще в самом начале Бен Томсон недвусмысленно дал понять, что его дочери — запретная территория для работников. Так какого же черта он, бездомный ковбой, пропустил тогда это мимо ушей.

— Бен Томсон.

Даже если это станет самым последним в его, Джареда, жизни делом, этому человеку он отомстит. И, судя по всему, ждать осталось недолго.