Рита Флоренс - Подружка невесты

— Решил сегодня просидеть в машине весь день?

Джаред очнулся. Муна, его бабушка, затеяла уборку на веранде, бережно перекладывая самые необходимые для нее вещи: чай, книжки, травы и карты, которые она без конца раскладывала. Мать его матери, все, что осталось от его семьи. Настоящая чейенка с седыми косами почти до пояса. Очень стройная, но не хрупкая. В свои восемьдесят четыре она сохранила абсолютно ясный ум.

С метелкой в руках бабушка спустилась с веранды.

— Что случилось в городе, Джаред?

Он почему-то не мог заставить себя выйти из машины. И отвечать на вопросы не хотелось.

— Бабушка, почему ты опять метешь? У нас ведь есть домработница.

— Я тебя об этом не просила.

Джаред пожал плечами. Он хотел, чтобы его бабушка могла наслаждаться покоем на закате жизни. Она и мать всю жизнь только и делали что работали, лишь бы на столе было что поесть. Ему едва исполнилось восемь, когда мать умерла и бабушка забрала его к себе. Теперь Муна имела возможность расслабиться. Но это не для нее.

— Джаред, в городе что-то не так?

— Все так. Ах да, я встретил старого приятеля.

Она не поверила.

— У меня было предчувствие. Но карты сегодня какие-то слишком уж скрытные. Может, они хотят, чтобы все открывалось постепенно?

Муна иногда говорила странные слова, которые звучали как пророчества. Что-то в глубине его души внезапно дрогнуло, отозвавшись на эту простую фразу: «Чтобы все открывалось постепенно». А вдруг и вправду не все еще открыто и известно? Вдруг в самом конце длинного коридора унижений и ненависти его ждет надежда?

За эти четыре года он всего лишь раз говорил с Эвой по телефону. Она позвонила из Нью-Йорка, но он не желал слушать, почему она предпочла ему другого мужчину.

Джаред повернул ключ в замке зажигания и запустил двигатель. То, что было тогда: ощущение слабости, беспомощности, — давно прошло, сказал он себе. Он не должен просто уйти с ее пути, как ушла она четыре года назад и как он сам сегодня утром. Если бы он никогда больше не увидел ее, тогда другое дело. Но сейчас она обязана объяснить ему все. И когда он выслушает ее, то наконец обретет свободу и сможет пойти дальше своей дорогой. И тогда сумеет ее забыть.

— Я скоро вернусь, — крикнул он бабушке. — Мне еще нужно напоследок повидаться с этим старым приятелем.

Джаред не расслышал слов, которые вслед ему произнесла Муна, но физически их почувствовал — словно пуля ударила в грудь:

— Эва Томсон.

Эва выглянула из окна гостевой комнаты маленького дома, который снимала ее сестра. Три девчушки дружно играли в зеленой пластиковой песочнице. Верховодила, как всегда, ее Лили. Ее щечки цвели от восторга. Она совершенно погрузилась в игру. Светлые, с рыжеватым отливом волосы, миндалевидные глаза и милое личико с курносым носиком — почти копия мамочки. Но тут было кое-что и от отца: серые глаза, например, которые умели смотреть так проникновенно, длинные ноги и — не на последнем месте — бурный темперамент.

На душе у Эвы было неспокойно. Малышке сейчас три с половиной года. Она очень любит играть на воздухе, обзаводиться новыми друзьями, но Нью-Йорк Сити не приспособлен для маленьких девочек, которые любят животных и обожают носиться по траве. И не всегда все просто с самой Лили, потому что у этого маленького существа весьма настойчивый, эмоциональный и своевольный характер. И все эти замечательные качества через три-четыре года могут стать самой настоящей проблемой — когда дочка захочет узнать, где ее папа.

Эва вздохнула, повернулась спиной к окну и взяла с комода телефонный справочник. Ей обязательно нужно подыскать другое жилье — там, где не будет ни малейшего шанса столкнуться с Редвулфом.

В комнату вошла сестра — коробка печенья под мышкой и по стакану с молоком в каждой руке. Вот так, с молоком и печеньем, Рита появлялась всегда, чтобы утешить Эву, когда у них случались неприятности. Было забавно и одновременно трогательно, что Рита по-прежнему считает молоко и печенье целебным средством от всего плохого.

— И кому ты собралась звонить? — спросила Рита.

— Во все мотели города.

— Ты способна бросить родную сестру накануне свадьбы? — Рита поставила молоко и печенье на столик и добавила уже совсем другим тоном: — Пожалуйста, не надо. И извини меня за утро. Я вела себя ужасно.

— Не ужасно. Просто жутко, невыносимо и…

— Чудовищно! Отвратительно! — Рита плюхнулась на кровать. — Эва, то, что папа сделал четыре года назад, было неправильно и гадко. Но я думаю, что если ты и Джаред поговорите еще раз… Ну, глядишь, это поможет залечить пару старых ран…

Эва невесело хмыкнула.

— Спасибо, маленькая сестричка! Но ты же видела, как он смотрел на меня. Все позади.

— Я должна была тогда тебе помочь.

— Ты была слишком юной. — Эва вздохнула. — Если бы я не ушла, Джаред с бабушкой оказались бы на улице. Папа поклялся, что сделает это.

— Теперь у них огромный домина. И с деньгами никаких проблем… Эва, ты навестишь папу?

— Не думаю.

— Не познакомишь его с внучкой?

— Свое отношение к Лили, если ты помнишь, он однажды уже показал очень впечатляющим образом.

— Он изменился после той дорожной аварии. Я уверена, он будет рад вам. И еще уверена, что он раскаивается.

— Не собираюсь испытывать судьбу. Я не могу допустить, чтобы он обидел Лили. Хватит с меня Джареда. — Эва ткнула пальцем в справочник. — Вот поэтому я подыскиваю другое место.

— Да ладно! Он сказал, что на свадьбу не придет, или не сказал?

— Сказал.

— Так какие проблемы?

Эва беспомощно пожала плечами.

— У него по-прежнему к тебе чувства.

— О, конечно, я знаю. Ненависть, презрение…

— Вот именно! Но ты должна наконец сказать ему правду.

— Я пыталась.

Рита обняла сестру за плечи:

— Попытайся еще раз.

Эва взяла печенье и отошла к окну, чтобы в очередной раз взглянуть на дочку. Ей не хотелось даже думать о том, что предлагала сестра. Но вдруг у нее перехватило горло, а руки задрожали.

Лили больше не сидела в песочнице, а стояла возле кустов роз. И оживленно болтала с высоким, исключительно привлекательным мужчиной с длинными, до плеч, черными волосами.

— А у тебя тоже есть лошадки?

Джаред, улыбаясь, рассматривал хорошенькую маленькую девчушку с длинным светлым, отливающим медью хвостиком, которая уставилась на него огромными сияющими глазищами.

Был один из тех жарких дней, когда мысли способны двигаться лишь в сторону тени и холодной воды. «Лимонад тоже ничего», — подумал Джаред, когда малышка протянула ему пластиковый стаканчик, взятый с детского столика на краю выложенной плиткой террасы.

— Огромное спасибо, мэм, — сказал он и залпом выпил прохладную жидкость.