Яна Лаадикайне - Репетиция любви

Мне также нравился легкий детективный аромат всей этой истории. Во мне словно проснулось что-то мальчишеское: мне представилась настоящая возможность выследить неизвестного мне человека, собрать о нем все сведения и даже составить отчет о поисках. Я слегка расфантазировался и в пылу сыщицкого азарта предположил, что дед утаил от меня некоторую информацию, и у них с этой Любушкой все-таки что-то было, от чего появился внебрачный ребенок, и вот теперь я разыскиваю свою сводную внучатую сестру или… какие там у нас должны быть родственные связи?

На следующий день я приступил к поискам Киры. Впрочем, долго мне разыскивать ее не пришлось. Во-первых, я знал имя и дату рождения, она родилась на три года позже меня. У деда была стартовая информация для поисков, он даже назвал новую фамилию Любушки, так как она вышла замуж за их однокурсника. Я начал со старого адреса, которым снабдил меня дед. С этого момента они переезжали всего один раз, и когда я позвонил по новому телефону, оказалось, что Кира живет отдельно. Мне продиктовали ее домашний телефон, но тут же добавили, что дома ее сейчас нет, так как в это время у нее обычно занятия в институте. Тому, что мне так быстро дали ее телефон, я даже не удивился. Я уже не раз замечал, как безотказно действует на людей моя вкрадчивая интонация, выработанная годами тренировок. Все оказалось легко и просто. Меня даже охватило разочарование: никакой тебе загадки сюжета, ни мистики, ни тайны…

Итак, чтобы не терять времени, я пошел к институту, где эта самая Кира училась на бухгалтера-экономиста. Я прислонился к стене в коридоре, ожидая звонка на перемену. Наконец из аудитории высыпали студенты, и я спросил у первой попавшейся девушки, где я могу найти Киру Кононович. Улыбаясь, она указала мне на одну из вышедших из аудитории девиц…

Все женщины, которые встречались мне на пути, попадали под определенные сложившиеся категории. У меня есть длинный список женских типажей, отработанный годами в результате бурного личного опыта. Когда я вижу женщину, я сразу выискиваю в ней черты, подходящие под тот или иной тип. Кира представляла собой самый ненавистный мне вид. Это была не девушка, а какой-то «дайк» — существо неопределенного пола с рудиментарными признаками женского начала.

Признаюсь честно: я неисправимый бабник. В том, что у меня было немало женщин, «виновата» моя общая жизненная установка: я всегда боялся «глубины» в прямом и переносном смысле этого слова, а потому моим кредо была «поверхностность». Это похоже на разницу между плаванием и нырянием — тебе гораздо комфортнее на поверхности воды, чем под ней. Проще выражаясь, я не любил «заморачиваться». Если же брать геометрические измерения на плоскости, то в женщинах меня более всего привлекает «длина». Кажется, в японском есть такой суффикс «хон», употребляющийся при счете «длинных цилиндрических продолговатых предметов, например карандашей, палочек, деревьев, травы и т. д.». В этом описании скрыто мое тайное понимание женской сущности: у женщины должны быть длинными ноги, волосы, руки, ресницы, каблуки… То есть все, кроме юбки. В Кире же все было «коротким»: волосы, ноги, руки, туловище. А вместо юбки на ней были джинсы.

Я вспомнил, с какой нежностью дед описывал свою первую любовь:

— Любушка была… снежинкой. Она любила все белое и была такой легкой и хрупкой…

Возможно, мой шок еще объяснялся и тем, что на ее месте я ожидал увидеть точную копию дедушкиной воздушной Любушки, но только в «осовремененном» варианте. Ну уж если и брюки, то это должны были быть хотя бы белые просвечивающие штанишки, недавно вошедшие в моду…

Однако Кира была резкой противоположностью своей бабушке. Если Любушка по описаниям деда ассоциировалась у меня со всем белым, то в Кире превалирующим цветом был черный: черная подводка под глазами, черный лак на ногтях, тяжелые черные ботинки. Так что напоминала она явно не снежинку, а как минимум какую-то злую фею.

На тот момент меня в ней привлекло только одно обстоятельство: когда все остальные девушки бросали в мою сторону заинтересованные взгляды, она одна-единственная даже не посмотрела на меня.

Я не знал, как рассказать о результатах своих поисков деду, поэтому откладывал наш разговор, притворяясь, что все еще не нашел Киру. Я тянул до тех пор, пока однажды мне не позвонил брат и сообщил, что деда хватил удар.

Со Стасом мы встретились через час в центральной больнице. Дед находился в коме, и к нему все еще не пускали, поэтому все родственники коротали время за дверью палаты. Я поздоровался с отцом за руку, поцеловал и обнял маму. С самого начала мне показалось, что Стас ведет себя как-то странно и чересчур напряженно, и хотя это можно было списать на счет волнения за деда, все-таки я видел, что причиной его странного поведения было что-то иное. К тому же с дедом у них всегда были натянутые отношения. Характеры у нас с братом абсолютно разные. Мне кажется, он страдает определенного рода социофобией, так как боится людей и отношений с ними. В то время как у меня сменилось женщин десять-пятнадцать (и то, если считать более или менее серьезные связи, длившиеся хотя бы пару-тройку недель), у него за эти годы была только одна девушка, его бывшая однокурсница, которая к тому же недавно вышла замуж за другого.

После нескольких косых взглядов в мою сторону он наконец подошел и попросил меня отойти с ним в дальний угол коридора. Мы обменялись несколькими дежурными фразами о том, как обстоят наши дела на работе, а затем он спросил меня как бы невзначай:

— Слушай, а дед рассказывал тебе об этой своей старой любви? Он ведь просил тебя найти ее внучку?

— Ты это о Кире?

— Кажется, именно так ее и зовут.

— Да, — начал я и набрал в легкие воздуха, чтобы поделиться с братом своим потрясением от встречи с ней и спросить совета, как мне поступить дальше, но он не дал мне закончить.

— Ты знаешь, я… я просто хотел предупредить тебя. Понимаешь, у нас с дедом тоже как-то зашел разговор на эту тему. Так вот, он обмолвился, что, как только ты ее найдешь, он попросит тебя жениться на ней.

— Что?!! — Моему потрясению не было предела.

— Он говорил, что вы можете пожениться и пожить вместе хотя бы один год, так сказать, на пробу, а потом разойтись. Он не хочет портить тебе жизнь, ты ведь знаешь, как он тебя любит. — Последняя фраза получилась у него не совсем искренней. Он пытался проникновенно посмотреть мне в глаза при этих словах, однако понял, что у него ничего не вышло, и опустил их.

Я промолчал, не зная, что ему ответить. На моего брата напала несвойственная ему словоохотливость, словно он боялся моей реакции и пытался оградиться от нее, бросая в меня камни из слов. Моя реакция, наоборот, вылилась в абсолютное молчание, которым я прикрывался от сыпавшихся на меня новостей, как щитом. Мы были как два воина с защитными приспособлениями друг против друга, которые не решаются пустить в ход опасное оружие.