Рита Маргаритова - Все дело в кепке

Несколько дней после похода было трудно: Ленке везде мерещился голос мужчины ее мечты, да и он сам ей везде мерещился. Неудивительно, ведь они не расставались больше чем на минуту целых пятнадцать дней, они спали в обнимку, согревая друг друга своим теплом, они вместе боролись со штормом, вместе мокли во время ночного ливня. У них теперь было много общих воспоминаний, воспоминаний, которые не были больше ничьими. Но они не сделали их ближе — каждый остался сам по себе. Только Ленку это больше не расстраивало. Она отчетливо поняла, даже не просто поняла, а осознала, прочувствовала, пропустила через каждую клеточку своего тела, что у них с мужчиной ее мечты нет будущего. И дело тут уже не в том, что она не может изменить обстоятельства. У них есть только настоящее. Ленка перестала быть в плену у своего иллюзорного будущего, у планов, которые все всегда строят, если влюблены. Она стала свободной и счастливой. Счастливых женщин мужчины боятся гораздо меньше, чем несчастных. И Кораблев больше не боялся подпускать к себе Ленку на расстояние ближе вытянутой руки. До похода они были «как бы» друзьями, после похода стали друзьями настоящими, хотя по большей части виртуальными. Они часами болтали по телефону, ежедневно переписывались по электронной почте, изредка встречались в реальной жизни. Как-то постепенно Ленка поняла, что во взгляде Кораблева нет больше ничего сумасшедшего, что нет больше непонятных смен настроения, ей казалось, что мужчина ее мечты здоров. Кораблев же отметил, что Ленка не смотрит больше на него собачьими преданно-влюбленными глазами, ему казалось, что Ленка его больше не любит. Каждый из них был прав до некоторой степени.

Ленка терпеть не могла осматривать всякие достопримечательности, поэтому крепость она не осматривала, а просто гуляла по ней и думала обо всем подряд. О Жане она не думала. Люда же, напротив, читала каждую табличку и даже пыталась пристроиться к экскурсионной группе. Машка вообще побежала к лоткам с сувенирами и проторчала там битых два часа.

Ленка облегченно и радостно вздохнула, когда они наконец решили возвращаться назад. До стоянки добрались уже в сумерках.

— А я вам праздничный ужин приготовил, — встретил девушек мягкий голос Валеры.

— А в честь чего это он праздничный?

— Да на самом деле в честь того, что Жан наловил рапанов, я нарвал мидий. У мальчиков-наркоманов оказалась травка…

— Какая еще травка? — в один голос спросили девчонки.

— Ну, приправа, в смысле. Вот ужин и получился настолько шикарным, что я его праздничным назвал. А еще мы к маячнику сходили — вина принесли.

— Ой, как здорово! — восторженно сказала Машка. Такая забота ей определенно нравилась.

Ужин был великолепен. Жаль, что примерно четверть своей порции Ленка пронесла мимо рта прямо в рот Динке. «Этого еще не хватало! Когда подкашиваются коленки и екает сердце, я могу понять, но у меня рядом с ним еще и руки трясутся!» Руки тряслись, рапаны с мидиями падали на землю, Ленка нервничала, Динка радовалась.

Ленка старалась не смотреть на Жана, ей и так казалось, что все уже заметили неадекватность ее поведения. Она бессмысленно водила взглядом по бухте, взгляд наткнулся на двух молодых людей. Один был темненький, высокий и худощавый, второй как две капли воды был похож на Малфоя из «Гарри Поттера», только старше и загорелее. «Так вот вы какие, соседи-наркоманы», — подумала Ленка. Темненький помахал Ленке рукой, она зачем-то помахала ему в ответ.

— Я сейчас вернусь, — сообщила Ленка своим товарищам по ужину и направилась к молодым людям. Ей неодобрительно смотрели вслед.

— Привет, красотуля, меня Рамиль зовут. А это Саша.

— Привет. Можете называть меня Лена, тем более красоту мою в темноте вам все равно не видно.

— А я за тобой днем наблюдал. Ты красивая.

Ленка улыбнулась. Как всегда и бывает, прямая лесть быстро достигла своей цели. Рамиль Ленке понравился сразу. Он вообще был в ее вкусе: высокий, жилистый, смуглый, с огромными черными глазами, слегка затуманенными травкой. Аристократический нос, тонкие губы и черные как смоль волосы почти до плеч делали его просто неотразимым.

— Что, сбежала от своих стариков? Совсем скучно с ними, — вступил в разговор Саша.

— Да какие же они старики? Думаю, по возрасту я к ним ближе, чем к вам, — засмеялась Ленка. — Вам сколько лет?

— Мне девятнадцать, ему двадцать один, — ответил Саша.

— Слушай, а тебе говорили, что ты на Малфоя похож? — не выдержала Ленка.

— Да, постоянно говорят. Я его, правда, ни разу не видел. А тебе сколько лет?

— Двадцать шесть.

— Сколько, сколько? — не сдержал удивления Саша.

— Да ладно, ты гонишь, тебе максимум двадцать один, — с видом знатока сказал Рамиль.

Ленке всегда льстила реакция людей на ее возраст. Нет, ей вовсе не всегда давали меньше лет, чем есть на самом деле. Двадцатилетние думали, что ей двадцать, тридцатилетние давали ей тридцать, сорокалетние… — все те же тридцать.

— Ну, пусть будет двадцать один, как ты хочешь, — решила не спорить Ленка.

— Пойдем гашика курнем, — по-свойски предложил Рамиль.

— Нет, спасибо, я не курю.

Ленка не только не курила травку, но и была ярой противницей этого. Она регулярно читала нравоучительные лекции тем, кто балуется травкой. Коллеги-журналисты считали ее из-за этого занудой. Ей было все равно, потому что люди, курящие травку, были ей почти всегда неприятны. На этом фоне ее особенно удивляло, что эти юнцы не только не были ей неприятны, но, напротив, они были ей глубоко симпатичны.

— Ну как хочешь, а мы покурим, — с сожалением заметил Саша.

— Ты не пропадай, у нас скоро ежевечерний турнир по нардам начнется. Ты в нарды играешь?

— Играю, но плохо.

— Тогда давай на деньги сыграем, — искренне глядя Ленке в глаза, предложил Рамиль.

Ленка не могла не улыбаться — ее умиляли эти ребята, ей казалось, что она знает их уже тысячу лет.

Ленка с интересом наблюдала, как ребята забивали косяк, потом она удивилась, что после курения ничего странного с ними не произошло — они даже смеяться не начали.

— Уже не вставляет, — пояснил Рамиль, — раньше даже глюки после гашиша были, а сейчас — ничего. Только слегка голову туманит.

— А зачем же вы тогда курите? — В Ленке все же проснулся борец против курения.

— А как жить по-другому? По-другому тут нельзя, понимаешь. Все чем-то догоняются: кто-то пьет, кто-то курит, кто-то за девочками бегает. Да, можно, конечно, не курить, можно работать, как лошадь Пржевальского, с утра до ночи и ничего не видеть. Но я не буду работать. Никогда, пока будут пути, как деньги доставать…

— Маленькое замечание. Лошади Пржевальского были дикими и не работали, — ехидно заметил Саша.