Энн Уилл - Английская тетушка

Занималось утро. На востоке небо уже посветлело, и персиковые барашки облаков разбрелись у горизонта. Колеблющимися призраками поднимался от деревьев в долине туман. Воздух был свеж и приятно прохладен.

Рафаэль вышел за порог и глубоко вдохнул. Утренний ветерок приласкал вспотевшее тело. Все, дело сделано…

За своей спиной он услышал пронзительный крик новорожденного, который перекрывал тихий, успокаивающий голос отца. И роженица осталась жива. Правда, больше благодаря воле Господней, а не стараниям двух невольных повитух. Хоть жена Франко Макераса и рожала ему уже седьмую дочку, он так и не научился помогать при родах.

Только теперь Рафаэль почувствовал, как ломит все его уставшие члены. Вчера он проехал сотню миль до Сустансии по крутой раскаленной дороге под немилосердными лучами солнца, чтобы выстоять мессу в новом соборе, и только поздним вечером вернулся домой. А посреди ночи его поднял барабанный стук в дверь — в паническом ужасе примчался Франко. У жены начались роды, он не знал, что делать, и умолял Рафаэля пойти с ним. И хотя все закончилось успешно, сейчас Рафаэль не испытывал ни малейшего душевного подъема — только бесконечную усталость и апатию. Ему хотелось лишь одного: помыться, переодеться и пару часов поспать. Эту роскошь он мог себе позволить. Пока что.

Рафаэль покачал помпу во дворе Макераса и облил голову и шею холодной водой, размышляя о том, что еще предстоит сегодня. Падре Доменико ждет его к утренней мессе, а вчера вечером принесли сообщение от Хуана — он хочет встретиться с ним в его асьенде. Рафаэль потянулся и не в первый раз задал себе вопрос: правильно ли он сделал, что прервал свою учебу в Мехико-Сити, чтобы приехать сюда на похороны дяди? Но мать, которая истосковалась в долгой разлуке, так настойчиво упрашивала своего первенца, что он не смог отказать.

И вот прошло уже два месяца, а он все еще в Гуадалиме. А думал задержаться на неделю — две! Но постоянно возникали какие-то неотложные дела. Падре Доменико уже привык к его помощи, обитатели деревни приходили к нему со своими заботами… Да, он уже заново врастал в привычную жизнь.

Длинными тонкими пальцами Рафаэль пригладил густые черные волосы и вернулся в хижину, где в одной комнатенке ютились Франко с женой и пятеро их выживших детей.

Широкое лицо мексиканца сделалось еще шире от счастливой улыбки.

— Спасибо, сеньор! Без вас бы… — Он сделал выразительный жест. — Я по гроб ваш должник!

Рафаэль покачал головой:

— Нет, Франко, не мой. Благодари Господа за спасение своей жены. Я был лишь орудием в его руках.

— Ну, это само собой, сеньор! — Франко набожно перекрестился. — Только я так рад, что и Мария, и ребенок живы! Я обязательно для вас что-нибудь сделаю.

— Знаю, знаю. — Рафаэль размял одеревеневшие мышцы спины и взял свою рабочую блузу.

Он попрощался с Франко, пересек двор, где уже начали день тощие куры, сел в запыленный «лендровер», принадлежащий хозяевам асьенды, и выехал на дорогу в долину.

Солнце встало, но висело еще низко над горизонтом. Под ним в долине простирались тучные пшеничные поля и фруктовые сады. Эта долина больше тридцати лет была его домом. Поместье семьи Куэрас, которым сейчас управлял его младший брат Хуан, было, собственно, его наследством.

Но Рафаэля с раннего детства больше притягивали духовные, чем материальные ценности, его всегда волновали люди и их проблемы. Из-за этого ему часто приходилось ссориться с отцом.

Более трехсот лет назад, во времена конкистадоров, поместье основал его дальний предок Альберто Куэрас. У себя на родине, в Испании, Альберто Куэрас обладал богатством и властью, но стоило ему увидеть эту плодородную долину, она очаровала его. Он перевез сюда семью, построил дом и осел здесь. С тех пор поместье всегда наследовал старший сын.

Только Рафаэль взбунтовался.

Он рос точной копией своего отца, разве что был упрямее и непокорнее. Но одно открытие навсегда отвратило его следовать по стопам родителя: он узнал, что тот содержит множество метресс. Оставив позади пору отрочества, Рафаэль, как и отец, не пропускал ни одной хорошенькой де-.вушки. Он неизменно добивался чего хотел, и, надо сказать, без особого сопротивления. Его высокая стройная фигура, впечатляющая внешность и учтивое обхождение превращали даже самых благочестивых сеньорит в мягкий воск.

Рафаэль уехал учиться в университет и, выйдя из-под опеки отца, углубился в учебу. Его врожденная порядочность вытеснила пороки. Приезжая домой на каникулы, он все чаще обращал свой взор на бедность и нищету пеонов, на ужасающие условия в их жилищах, на ползучее распространение болезней. Он перестал быть небожителем.

Неизвестно, как бы развивались события, если бы от инфаркта не умер отец. Как раз в тот день, когда Рафаэль сдавал последний экзамен по медицине. С тех пор его мучили угрызения совести, и он старался не появляться на асьенде. Так что управление поместьем взял на себя младший брат.

Рафаэля устраивало такое решение вопроса. Он занимался практикой по своей профессии и был доволен. Недовольна была его мать. Она не переставала донимать старшего сына женитьбой — род Куэрас не должен пресечься! У Рафаэля не было ни малейшего желания заводить жену и детей. Грехи молодости давали себя знать: все новоявленные красавицы не пробуждали в нем сексуального интереса, и он серьезно подумывал, не потерял ли этот интерес навсегда. Кроме того, он хотел служить всем людям, а не только своей семье, и потому отважился на решительный шаг из этой неопределенности — он поступил в духовную семинарию…

Теперь «лендровер» двигался по широко раскинувшейся вдоль Рио-Лимы долине. По обеим сторонам реки тянулись пшеничные и кукурузные поля. И на небольшой возвышенности на той стороне уже виднелись белокаменные стены величественного здания, где Рафаэль родился и провел свою юность и где до сих пор жили его мать, брат и младшие сестры. Он пересек спокойный, блестящий на солнце поток по деревянному мосту. Послышался звон колоколов Капилья-де-лос-Иносентес, и Рафаэль представил себе церковь, стены которой увиты цветущими белыми и лиловыми цветами в окружении высоких деревьев, — невеста, убранная к свадьбе. Его сердце наполнилось благодатью. «Вот где истина, — подумал он. — Все остальное преходяще».

Позже, когда солнце все выше поднималось к зениту, Рафаэль въехал через широкие ворота в асьенду. Ставни на высоких больших окнах были уже открыты, воздух вокруг виллы был напоен запахом пчелиного воска, который возбуждал в нем детские воспоминания о только что натертых мастикой полах.