Кэрол Маринелли - Обжигающие ласки султана

Она выбралась из ванны; полотенец вокруг не оказалось, но Габи не собиралась ничего просить у Алима. И не стала натираться оставленными маслами, подкрашивать губы или глаза. Она только расчесала волосы серебряным гребнем и накинула халат на влажное тело. Пурпурный бархат льнул к коже.

Она могла отрицать, что желает Алима, но отражение в зеркале говорило правду. У нее блестели глаза, щеки зарумянились; она выглядела так, словно только что кончила. Или вот-вот кончит.

Алим ждал ее у низкого стола. Когда Габи вышла, ткань одежды соблазнительно облегала ее тело, волосы падали одной влажной волной на правое плечо, вода капала на грудь.

— Не стоило прикладывать столько усилий, — сказала она саркастично, садясь напротив.

— Почему нет?

— Я имела в виду, — резковатым тоном сказала Габи, — что Виолетта хорошо поработала.

— Все блюда выбрал я, — ответил Алим, наливая прозрачную жидкость в ее бокал из украшенного камнями кувшина. В воздухе разнесся цитрусовый запах. — Виолетта проследила, чтобы он был приготовлен как можно лучше. А я накрыл стол, пока ты принимала ванну.

Судя по ее взгляду, она не верила ни единому слову.

— Мне кажется, ты не понимаешь, что здесь нам гарантировано уединение, — сказал Алим, предлагая ей кушанья. — Женщины здесь не для работы.

Габи разломила пирог: он был полон сочного мяса и спелых зерен граната. Габи понимала его слова, но не собиралась поддаваться соблазну.

— Почему? Потому что ты не хочешь, чтобы они устали до секса?

Алим медленно улыбнулся, и Габи забыла на секунду о его власти; они словно снова оказались в «Гранде Лючии».

— Или для беседы, — сказал он. — Или для того, чтобы в ясную ночь лежать на песке и смотреть на звезды. Есть много причин приехать в пустыню, кроме секса. Давай посмотрим на них?

Габи выдохнула. Он уже не в первый раз так делал; стоило ей взять над ним верх, как он переворачивал ситуацию с ног на голову. Секс был проще, чем беседы.

— Мы давно не разговаривали, — начал Алим.

— По-моему, нам нечего обсуждать. — Габи улыбнулась, но приятного в этой улыбке не было. — Кроме причины моего приезда — твоей свадьбы. — Горькая улыбка растаяла; в это мгновение она чуть не сломалась и не выдала свою боль. — Как ты можешь быть таким жестоким!

— Габи, ты здесь не для того, чтобы планировать мою свадьбу. Я это выдумал, чтобы побыть с тобой наедине.

— Значит, ты разрушил мою карьеру, потому что захотел поговорить?! Что скажет Бернадетта, когда я вернусь домой без контракта?

— Ты что-нибудь придумаешь.

Габи уставилась на него в гневе, губы у нее скривились.

— Ты знаешь, насколько для меня важна работа!

— И поэтому я уверен, что ты что-нибудь придумаешь. Кстати, как дела? — надавил он. — На работе?

— Как и раньше. — Габи выбрала сочную фигу. Но с началом вопросов ее аппетит прошел, и она просто играла с едой.

— Все еще плотный график? — спросил Алим, хотя и знал, что она вернулась из отпуска.

— Очень.

Он понял, что Габи не собирается рассказывать ему про ребенка. Он был практически уверен, что это его ребенок, но должен был убедиться.

— А как твои дела вне работы?

Габи безрадостно усмехнулась, прежде чем ответить:

— Ты лишился всякого права задавать вопросы о моей личной жизни.

— Ты кого-нибудь встретила? — спросил Алим. — Поэтому тебе здесь некомфортно?

Она только что отправила кусочек фрукта в рот и теперь торопливо сглотнула, спеша ответить.

— Мне здесь некомфортно из-за того, что ты со мной сделал, — сказала она, чувствуя слезы на глазах. Она бы хотела предложить более изысканный ответ, но правда заключалась в том, что тем утром он обрек ее на ад. — Не все из нас выскакивают из одной постели и сразу ныряют в другую. Ты причинил мне много боли, Алим. Я понимаю, что той ночью ты просто занимал время от скуки…

— Нет.

— Перестань! — воскликнула Габи и вскочила из-за стола; ей надоели попытки вежливости. Она была очень, очень рада, что вокруг не было слуг, что они посреди пустыни, и она может говорить все, что думает, так громко, как ей хочется. — Все было закончено, Алим. Я была готова выйти за дверь и снова стать твоей коллегой, не более. Но ты предложил мне год отношений! И работу! Предложил продолжение! А потом все отобрал. Тебя это заводит?

— Габи… — Он попытался взять ее за руки, но она стряхнула его хватку.

— А теперь ты решил, что снова хочешь мной обладать. Твои проблемы, Алим; я не желаю тебя видеть.

Слезы ручьями текли по ее щекам. Они оба понимали, что она лжет. Не видеть его было пыткой; быть рядом с ним — мукой.

Алим притянул ее в объятия, и, несмотря на сопротивление, она прильнула к его груди.

— Я не собирался причинять тебе боль, — сказал он. Он чувствовал ее гнев и отчаянное биение сердца.

— Но причинил. Столько боли…

— Тем утром я завтракал с отцом; он сказал мне, что объявляет диктат.

Габи нахмурилась, вспоминая давний разговор.

— Тот же самый, который применили к нему и Флер?

— Тот же.

— Почему ты не сказал мне тогда, не избавил от боли?

— Где? — спросил Алим. — В фойе отеля?

— Нет, но тебе принадлежит целый этаж в «Гранде Лючии».

— Согласно закону, я не могу находиться наедине с женщиной, которую желаю, если только это не моя будущая невеста.

«Которую желаю». Слова обожгли ее, лицо вспыхнуло; она хотела прижаться щекой к его прохладным одеждам и подчинилась желанию. Но так она чувствовала тепло его кожи и биение его сердца.

— Даже работать с тобой мне запрещено. Когда я показывал Раулю отель и встретил тебя в бальном зале, мне необходимо было уйти, иначе я нарушил бы закон, с которым вырос. Я могу быть с любовницей только здесь, в пустыне.

— И поэтому ты разбил здесь лагерь? — спросила она, поднимая на него глаза. Алим улыбнулся, и на секунду Габи ответила на его улыбку. Когда она смотрела ему в глаза, все проблемы в мире исчезали; когда он так улыбался, она могла забыть про боль и гнев.

— Я бывал в пустыне, — сказал Алим, — один.

— О… — Ее щеки порозовели. Она хотела больше узнать о том, что он делал в пустыне один.

— И тогда я думал о тебе, — продолжил Алим.

— И о проведенной вместе ночи? — спросила она; потому что даже когда она была измотана, истерзана, когда она жаждала избавиться от воспоминаний, образы их совместной ночи дразнили ее, и сон не приносил облегчения, потому что Алим приходил в ее сновидения.

— Я думал о той ночи, — сказал Алим, — и об этом.

— О чем?

— О нас, вместе.

Он боролся с желанием привезти ее сюда много месяцев. Теперь он притянул ее к себе крепче, и она почувствовала его возбуждение. Его ладонь скользнула по ее спине, пальцы проследили позвоночник. Он все еще не отводил от нее взгляда.