Шэрон Кендрик - К алтарю по его приказу

Он сжал стакан так, что побелели костяшки пальцев.

– А что о ней рассказывать? Она умерла. Это все, что тебе нужно знать.

Несколько месяцев назад Кайли могла бы принять такой ответ. Она знала свое место, делая все, что можно в ее ситуации, с различной степенью успеха. Но теперь все изменилось. Она изменилась. Теперь под своим сердцем она носит ребенка Аристона.

– Извини, если я найду такой ответ неудовлетворительным, – произнесла она.

– А ты меня извини, если я скажу, что это единственный ответ, который ты можешь получить.

– Но это же смешно! Ты так откровенно говоришь о сексе и в то же время избегаешь простых доверительных отношений.

– Возможно, потому, что доверительные отношения вообще не по моей части.

– Может, стоит хотя бы попытаться? Или мы так и будем все время беседовать о чае и о погоде?

– Откуда вдруг такое любопытство, Кайли? – Аристон с грохотом поставил стакан на столик, всколыхнув янтарную жидкость. – Запасаешься информацией? Чтобы при случае было откуда выудить пикантные кусочки, на которые так падки наши СМИ? Они с радость ухватятся за подобный материал.

– Полагаешь, я способна опуститься до такого?

– Почему бы нет? Вспомни, что ты говорила, когда собиралась уехать с острова. Или у тебя пробелы в памяти, которые конечно же можно списать на гормоны?

У Кайли ушло несколько секунд на то, чтобы вспомнить свою отчаянную браваду. Тогда она, униженная его словами, готова была сказать что угодно.

– Это было давно, – сказала она. – А теперь… теперь у меня твой ребенок.

Аристон усмехнулся:

– И это все меняет?

– Конечно.

– А зачем тебе вообще нужно это знать, мне интересно?

Кайли прикусила губу, чувствуя себя как на ковре перед судом.

– А что, если наш маленький сын…

Она увидела, как изменилось его лицо. Увидела то же выражение гордости, как тогда в больнице, когда врач, поводив прохладным датчиком по ее покрытому гелем животу, сказал, что у них будет мальчик.

– …Что, если наш маленький сын начнет задавать мне вопросы о его семье, как обычно это делают дети? Разве ему не покажется странным, если я ничего не смогу сказать о его бабушке? Потому что его папа никому не доверяет. Даже собственной жене.

– Разве ты не говорила, что наши клятвы ненастоящие?

Кайли спокойно встретила его напряженный взгляд:

– Притворяйся, пока это не станет правдой, не так ли?

Аристон взял свой стакан и сделал глоток:

– Итак, что бы ты хотела знать?

Она могла бы спросить его о тысяче вещей. Например, что сделало его таким высокомерным человеком с постоянной потребностью все контролировать? Откуда у него такие качества, которые заставляют его казаться таким чужим и отстраненным? Эти и другие вопросы могли хоть в какой-то мере пролить свет на его характер.

– Что случилось с ней, Аристон? – спросила Кайли. – Что случилось с твоей матерью?

Конечно, она имела право это знать, но вместе с рассказом о матери Аристону пришлось бы приоткрыть и часть его собственного внутреннего мира – то, что он предпочитал держать закрытым.

Он догадывался, откуда берет начало его отвращение к доверительным отношениям, но не хотел меняться. Он создавал правила, и, если кому-то они не нравились, тем хуже для них.

Даже Павлосу он ничего не рассказывал о том периоде жизни, который, словно подводная часть айсберга, был скрыт от чужих глаз. Особенно Павлосу, потому что защита брата стала его второй натурой, основным приоритетом. Но сейчас здесь была Кайли, его жена, и она ждала ответа. И это не совещание в офисе, где он мог бы закрыть любую нежелательную тему, и не вопросы любовницы, от которой он мог уйти в любой момент, если она стала бы слишком назойливой.

Здесь только он и она – женщина, с которой он связан по закону, поэтому Аристон не видел возможности избежать ответа.

– Моя мать оставила нас, – произнес он наконец.

Кайли кивнула с таким видом, словно он сказал, что лето в этом году было прохладным.

– Я понимаю… хотя обычно уходят мужчины.

– Нет, это другое… Ты хочешь правды, Кайли? Простой, неприкрытой правды? Только предупреждаю, это правда будет шокирующей.

– Меня не так просто шокировать. Ты, вероятно, забыл про мою мать. Каких только правил она не нарушала!

– Но только не это. – Аристон сделал паузу. – Она продала нас.

– Продала? Как… как это возможно? – Кайли не верила своим ушам.

– Как это возможно? Очень просто. Мой отец предложил ей внушительный чек, чтобы она держалась от нас подальше. Она так и сделала.

– И вы ее никогда больше не видели?

– Никогда.

Несколько секунд Кайли молча смотрела на него.

– Но… почему?

Аристон скрипнул зубами. Ему не хотелось продолжать. Это приносило боль. Горькую, всепроникающую боль. Ему было обидно даже не за себя, а за Павлоса – маленького мальчика, за которого его мать не захотела даже бороться.

– Я не хочу сказать, что на моем отце нет никакой вины. Напротив. Он считал себя богом. Так его воспитали – единственного сына богатого судовладельца. Он был игроком – во всем. В то время свободная любовь была в порядке вещей, и вокруг него всегда крутились женщины. Много женщин. В какой-то момент матери это надоело, и она сказала, что с нее хватит.

– А почему они просто не развелись?

– Потому что отец сделал ей более привлекательное предложение. Он предложил ей выкуп – королевский выкуп, если она просто уйдет и оставит нас в покое. Чистая игра, как он это назвал. Лучше для него. Лучше для нее. Лучше для всех. – Его рот скривился. – От матери требовалось лишь подписать бумагу, в которой значилось, что она никогда не будет пытаться увидеть своих сыновей.

– И она подписала?

– Да. Подписала и отправилась начинать новую жизнь в Америку. Павлосу было тогда… – Он сделал паузу, но, когда продолжил, его голос был абсолютно спокоен. – Год с небольшим.

– А тебе? – спросила Кайли.

– Десять.

– И что было дальше? Я имею в виду, после того, как она ушла.

Аристон встал, собрал с дивана бумаги, аккуратно подровнял углы и положил на столик. И только после этого продолжил:

– Мой отец был слишком занят, празднуя свое освобождение от вечно недовольной жены, что представлялось ему превосходной сделкой. Он нанял для нас няню и гувернантку. Потом они без конца менялись, но ни одна из них так и не смогла заменить нам мать. Думаю, отец выбирал их скорее за внешние данные, чем способность смотреть за детьми.

На мгновение Аристон замер, глядя в пространство.

– В конце концов, – продолжал он, – я решил сам заботиться о Павлосе. Я чувствовал ответственность за него. Я не хотел подвергать его риску снова быть брошенным. Поэтому все делал сам. Купал его и менял пеленки. Я научил его плавать и ловить рыбу. Я научил его всему, что знал сам – всему, чему стоило научиться, – потому что хотел, чтобы он рос нормальным маленьким мальчиком. И когда подошло время, настоял, чтобы его отправили в частную школу в Швейцарии, подальше от беспорядочной жизни отца. А потом убедил стать моряком. Потому что, когда ты в море, деньги и вся эта мишура уже не имеют над тобой власти. Вокруг тебя только ветер и волны.