Людмила Белякова - Ниоле: Обнаженная натура

За этими подловатыми размышлениями день пролетел очень быстро. Труднее всего будет выдержать паузу в один день — а пусть Ниоле подумает, отчего это он не звонит и не приходит.

Ниоле позвонила ему на мобильник в среду днем.

— Ох, бельчонок, извини… Пытаюсь осмыслить материал, прежде чем двинуться дальше…

— Голос у тебя какой-то…

«Утомленный, да».

— Ниоле, а ты не сможешь уделить мне часа два-три днем, ну завтра, послезавтра… В субботу? Но обязательно днем.

«Пусть знает, что секс тут ни при чем…»

— Ну, наверное, можно было бы…

«Озадачилась, почему днем».

— Мне важно, чтобы было естественное дневное освещение. Мы попробуем мое одно решение, а потом ты сама подберешь мне моделей.

— А завтра — хочешь, я приеду?

«Нравится девушкам руководить мужиками…»

Они договорились, что Ниоле приедет после двух часов. Сергей ясно уловил ее недоумение — а что будет в ходе этого свидания, или фото-сессии, или еще чего-то?

Сергей подготовился к этому последнему и решительному рывку. Ниоле будет позировать ему как леди Годива — одета только в свои волосы, или… Или он бросит все и уедет в тайгу заготавливать женьшень…

Ниоле приехала пять минут третьего. Она прямо из прихожей попыталась заглянуть в студию — а что там такого, ради чего она сюда примчалась, бросив фирму? Но там была только тренога с камерой перед дежурным ногастым стулом. Не было даже той шкурки на полу — Сергей ее предусмотрительно убрал.

— Кофе попьешь? Бутерброд? — сумрачно осведомился он, целуя Ниоле в ушко.

— Кофе — да, а вообще я пообедала.

Она присела за столик.

— А что… у нас на сегодня?

— Хочу прорепетировать на тебе…

— Как на кошке.

— Угу, как на Пусе. Знаешь, длинноволосые модели дико дорого стоят, поскольку их мало…

— Девочки питаются плохо. Волосы и не растут.

— Вот, а мне хочется воплотить твои измышления по поводу леди Годивы. Попозируешь? Для экономии?

Тут он слегка улыбнулся, хотя в целом был так же меланхоличен и отрешен. Никакого обольщения. Ни единой чувственной нотки.

— Нагота как элемент самопожертвования и добродетели, — пробурчал Сергей вроде как для себя.

— Конечно. Для экономии — святое дело. И ради добродетели. Вдвойне священно, — заговорщицки улыбнулась она.

— Как дивно мы друг друга понимаем. Там тепло, так что иди готовься.

— Леши, как я понимаю, не будет?

Она промокнула салфеткой губы.

— Нет, никакой особенный грим нам сегодня не нужен. И ты прекрасна своей естественностью. Так, чуть реснички, немного розового на губки… Ты это и сама можешь. Волосы распусти, ладно?

— Все? Тогда я пошла.

Он поймал ее за талию, когда она выходила из кухни, и чуть прижал к себе: вот видишь, я изо всех сил сдерживаю любовные порывы, но не всегда могу с собой совладать… Ниоле ответила ему, сжав его предплечье: да, я все понимаю, бедный ты, несчастный!

Сергей стоял за камерой, проверяя ее в последний раз, когда услышал за собой шлепающие шажки. Ниоле, одетая в снежно-белый махровый халат и тапки без задников, прошла мимо него и встала рядом со стулом.

— Чего делать надо? — спросила она совершено спокойно.

— Забирайся на стул — как на лошадку, верхом. Побудь леди Годивой. Пострадай за твоих подданных.

— Как скажешь.

И тут произошло то, чего Сергей так долго ждал и никак не ожидал получить так просто: Ниоле легко, даже без его просьб, скинула халат, под которым оказалась абсолютно голой, если не считать крошечных трусиков-танга бледно-розового, в цвет ее кожи, оттенка. Когда она села верхом на стул, тесемочка на бедре вообще стала незаметна. Ниоле поправила волосы и спросила, не оборачиваясь:

— Так нормально?

Сергей почувствовал, что в горле у него сразу высохло и он не может вымолвить ни слова.

— А? — повторила Ниоле, чуть оборачиваясь.

Сергей тихонько откашлялся:

— Да, вот так, чуть на меня… Ручку на бедро положи, так — горделиво.

Сергею удалось как-то унять это смешанное с невероятным удивлением… да, смущение. Он так долго добивался того, чтобы Ниоле перестала его стесняться, а когда это так неожиданно произошло, у него трясутся руки, отказывает голос… Он несколько раз нажал на кнопку.

— Так, Ниоле, — он постарался говорить возможно более деловито, — повернись анфас и сядь на краешек. Глазки подними к небесам, великомученица ты эдакая.

Ниоле спокойно развернулась, и почему-то видеть ее грудь Сергею было не то что неприятно — он бы мог хоть целый день пялиться на эти небольшие, но аккуратные выпуклости с бежевыми кружочками и розовыми каплями посредине… Как-то слишком вызывающе… Или она была сейчас чересчур греховно-доступна?

У него сладко-томительно заныло в совсем не подобающем для профессионала месте, но вид ее беззащитного, незагорелого тела, складочка, чуть заложившаяся на талии, когда она наклонилась вперед, были слишком притягательны.

— Ручками над головой изобрази что-нибудь… «Страшный суд» Микеланджело помнишь?

— Как не помнить… Хочешь меня «во адъ» обрушить?

— А что, это мысль, — многозначительно покачал он головой.

Постепенно успокаиваясь, он сосредоточенно нажимал на кнопку.

— Давай прервемся. Я свет переставлю.

«И призову к порядку своего лучшего друга… Цыц!»

— Как скажете, маэстро.

Прежде чем он успел ей помочь, Ниоле подхватила свой халат и накинула на плечи. Она подошла к окну и раздвинула пластиковые ленты жалюзи. Вид из студии был неважный, задний двор, но противоположное здание, к счастью, далеко.

— Соседи на тебя доносов не пишут?

— Пока уберегаюсь. Размялась? Давай в кадр.

Сергей убрал барный стул и поставил небольшую скамеечку, прикрытую тканью в цвет белого задника. Так будет легче вырезать на компьютере изображение.

— Залезай.

Ниоле опять, так же непринужденно, скинула халатик.

— Наклонись чуть влево… Волосы вперед сделай. «Персея и Андромеду» Пуссена помнишь? Вот изобрази мне ее.

— Фу, она же толстая! — выпучила Ниоле глаза и состроила ему гримасу.

Сергей успел нажать на кнопку.

— Будешь хулиганить — я тебя компьютерной графикой до рубенсовских параметров догоню или твою голову на Раечкин торс насажу.

— Да, с операторами и фотографами лучше не ссориться.

Они сделали еще десятка два снимков.

— На сегодня достаточно. Спасибо вам, уважаемая Ниоле Павловна, за добросовестный труд.

— Каково слышать, как тебя называют по имени-отчеству, пребывая в наряде Евы.

«После грехопадения», — заметил Сергей.

— Да, я все думал, кого ты мне напоминаешь?

— И кого? — поинтересовалась она, накидывая халатик.

— А Еву Кранаха. Она там тоже рыженькая и кудерчатая.

— Ой, не надо! Там Адам такой противный… А что у нас сегодня еще?