Дениз Робинс - Запретная любовь. Колечко с бирюзой [сборник]

До конца недели Гарри не приходил, а когда звонила по телефону — под каким-нибудь предлогом отклонял приглашения. Я начала по нему скучать и уже спрашивала себя: может, он ведет себя таким образом потому, что ему надоели и я, и мои матримониальные проблемы? А потом мне пришло в голову, что он, быть может, немножко влюблен в меня и не хочет, чтобы наши отношения зашли далеко.

Все определилось в тот знаменательный вечер. Услышав танцевальную музыку и смех, Гарри понял, что у нас гости. Он заявил, что немедленно уходит.

— Я заглянул на минутку, просто давно вас не видел…

Я начала говорить, что моей вины в том не было, но он повернулся к двери с таким видом, словно жалел о своем визите. Наверное, я была слишком взвинчена после обеда, после того, как понасмотрелась на другие супружеские пары, явно получавшие удовольствие от вечера, и, наконец, после той ужасной ссоры с Чарльзом. Я совершенно обезумела и вела себя соответственно. Попросту побежала следом за Гарри, и, догнав, заявила:

— Я не могу больше ни минуты выносить это сборище. Никто не заметит моего отсутствия, а если и заметит, мне все равно. Давайте посидим минуточку в вашей машине, Гарри, ну пожалуйста! Мне необходимо с вами поговорить.

— Милая, вам бы не следовало… — начал он, но словечко «милая» и то, что руки, которые он положил на мои оголенные плечи, были горячими и слегка дрожали, решили для меня все. Я была настроена совершенно бесшабашно и не обращала внимания на его протесты. Он сдался, и мы забрались в его просторный автомобиль — старый комфортабельный «даймлер», с которым он не желал расставаться. Не проронив ни слова, Гарри выехал за ворота Корнфилда и свернул в аллею, слева от дома. Затем остановил машину под сенью буковой листвы, сквозь которую слабо пробивался свет луны. После чего мы без дальнейших вопросов или каких-либо объяснений перебрались на заднее сиденье машины и кинулись в объятия друг к другу. Гарри начал жадно целовать и ласкать меня — он делал это с каким-то трагическим отчаянием. Прижатая к кожаной спинке сиденья, я ощущала на губах его горячее дыхание. С первых дней замужества меня никто так не целовал. Да, собственно, Чарльз никогда не целовал меня с такой страстью. Я отдала себя в руки Гарри, испытывая неутолимую жажду, ничуть не уступавшую его собственной. Он твердил, до чего я восхитительно выгляжу при свете луны, как мне идет это вечернее платье; говорил, что я лунная богиня, созданная для поклонения, и осыпал меня комплиментами. Он распустил мне волосы и, схватив одну прядь, обмотал ее вокруг своей шеи, уверяя, что я обворожительна, что мои губы сводят его с ума и что он не может понять Чарльза. Я тоже осыпала его поцелуями, восхищаясь истинно мужским теплом и силой, неистребимым запахом табака, исходившим от него, натянутым как струна телом, тесно прижавшимся к моему.

— Я всю неделю избегал встреч с вами, потому что знал, что может случиться именно это, — сказал он.

— А я рада, что это случилось, — словно безумная, говорила я.

Я была в диком восторге оттого, что он меня любит. Как и Дигби, он вновь дал мне почувствовать себя желанной, но сейчас мне было лучше, чем с Дигби, поскольку к Гарри я испытывала настоящее чувство. Мне наконец компенсировали холодность и пренебрежение со стороны Чарльза. В эти безрассудные минуты я чувствовала одно: Гарри так же нуждается во мне, как и я в нем. Теперь-то я понимаю, ни один из нас по-настоящему не любил другого. Он не был тем мужчиной, которого я бессознательно искала, — он не был Филиппом — а я не была истинной любовью Гарри; я не была ему так дорога, как Лала, похороненная в далекой Малайе. Мы — два потерянных, одиноких человека — испытывали сильное физическое влечение друг к другу. Словно магнитом одного притягивало к другому. Ни один из нас не прилагал серьезных усилий обуздать страсть. Положение спасло лишь присущее Гарри чувство юмора. Стянув с моих плеч бретельки вечернего туалета, он распространялся о том, что такой изумительной груди не видывал за всю свою жизнь, и в этот самый момент ударился локтем о какой-то металлический выступ. Рассмеявшись, он заметил:

— О боже… более неудобного места для занятий любовью даже вообразить невозможно!

Я немного успокоилась и даже стала хихикать вместе с ним. Пожалуй, мы вовремя опомнились. Спустя какую-нибудь минуту мы уже вполне владели собой. Он снова поцеловал прядь моих волос, а потом помог отыскать шпильки и гребешки; я привела прическу в порядок. Гарри надел галстук, который совсем недавно отшвырнул в сторону. Внезапно на его лице появилось грустное выражение, хотя он и продолжал шутить:

— Хорошенькая мы с вами парочка. Я просто настоящий мерзавец: ведь у вас муж, семья… Вы дьявольски привлекательны. Лучше отвезу вас обратно к гостям, пока не разорвал на мелкие клочки.

Мое сердце билось теперь уже спокойнее, но я уткнулась лицом в его плечо и почувствовала, что готова заплакать.

— Я все равно уже разорвана на мелкие клочки, — сказала я. — Ах, Гарри, Гарри! Я просто в ужасном состоянии и не в силах больше этого выносить, а что делать — не знаю.

— Я вам скажу, что делать, — заявил он, поднося к губам мою руку. — Ради всего святого, держитесь подальше от меня, моя радость! Я не хочу быть виновным в разрыве между вами и вашим мужем. У меня такое хобби — не разрушать чужие браки. Я всегда отказывался утешать неудовлетворенных жен, не желаю заниматься этим и сейчас. Милая, мне нечего вам предложить. Теперь уже слишком поздно. Я могу только сделать вас несчастной.

— Я позволила… позволила произойти тому, что сегодня случилось, только потому, что я неудовлетворенная жена? — с горечью произнесла я.

Отодвинувшись от меня, он зажег любимую трубку:

— Возможно, Крисси. Я не знаю, милая. Но я, без сомнения, не тот человек, с кем вам можно этим заниматься. Я закоренелый холостяк, а вы не из тех женщин, с которыми я могу без особых раздумий переспать, а потом отставить в сторону. Я слишком вас уважаю и не думаю, чтобы вы принадлежали к тем женщинам, которых случайная связь может сделать счастливыми. Разве это для вас — поцеловать на ночь деток, а потом красться к моему бунгало? Сами посудите!

Я понимала, что он прав. Я разрыдалась. Он обнял меня, теперь уже без недавней страсти, и стал утешать, словно я была маленькой девочкой, которую он знал двадцать лет назад.

— Бедная моя детка! Как бы я хотел, чтобы вы стали счастливее и дела пошли на лад. Неужели этот кретин, с которым вы пребываете в законном браке, не видит, что теряет?

— Не видит, и его это ничуть не трогает. Все совершенно безнадежно, — сказала я.

— Ну что ж, терпите, милая, терпите ради ваших деток.

Эти слова заставили меня устыдиться. Гарри был ласков и преисполнен сочувствия. Я испытывала к нему глубочайшее уважение, как и он ко мне. Мало-помалу мы выплыли на поверхность, спасшись от бурных подводных течений. А ведь мы только что чуть не утонули. Он подвез меня к дому на машине.