Кэтрин Гарбера - Игра в обольщение

Эти милые ребятишки и счастливые мужчины… Ему вдруг стало невмоготу.

– Знаю. Мне нужен свежий воздух.

Он встал, вышел из дома и зашагал по Бикон-Хилл к воде.

– Хантер, подожди! – окликнул Кингсли. – Мне тоже нужно подышать свежим воздухом.

Он догнал Хантера, и оба молча направились к океану.

– Поговори со мной, – попросил Кингсли. – Я пытаюсь просчитать варианты, но ничего не приходит в голову. Мы, как никогда, близки к тому, чтобы получить правдивые ответы относительно Стейши, в твоей жизни появилась потрясающая женщина, и, кажется, мы сумели наконец исправить те ошибки, которые наделали в колледже. Помоги мне понять, что с тобой происходит.

Хантер остановился и оглядел бухту. Здесь было холодно, но это не слишком его беспокоило. Мало того, подходило к его сегодняшнему настроению.

– Мы ни к чему не приблизились.

– Почему? – удивился Кинг.

Хантер опустил взгляд, поднял на макушку темные очки и только тогда посмотрел на Кингсли.

– Я не могу соблазнить Феррин, чтобы та позволила мне заглянуть в записи тренера. Это скверно. Это неправильно. Пусть решает сама. Ее отец не хочет, чтобы я просмотрел документы, а она не желает действовать за его спиной. Дело в детских воспоминаниях: тренер не был таким уж хорошим отцом, и существование этих документов причиняет ей боль. Я почти думаю, что пора отступить.

– Плохо дело, – вздохнул Кингсли. – Хочешь, я сам ее спрошу?

– Нет, думаю, что это только ухудшит ситуацию.

Хантер остановился, повернулся к Кингу, внезапно ощутив прилив братской любви.

– Думаю, все это не поможет, – покачал он головой. – Я знаю, что должен сделать это. И сделаю. Но просто… я окончательно запутался в этой жизни. Той самой, которой, как я думал, уже никогда не буду жить.

– Я знаю, что ты хочешь сказать.

– Откуда тебе знать? У тебя есть Коннор и Габи. Ты достиг большего, чем я. Гораздо большего.

– Ну не совсем. Я всегда старался держаться подальше от людей и если бы не Габи… А тебя совесть терзает куда сильнее, чем меня. Ты должен простить себя за то, что не смог спасти Стейшу. Ты просто не смог ее спасти.

– Как я могу простить себя, если до сих пор не знаю, что произошло?

Этот вопрос он задавал себе не один раз, а ответа по-прежнему не находил.

– Все, что я помню об этой ночи, вызывает во мне отвращение. Я повел себя как избалованный мальчишка, когда попал к ней. Боялся, что если у меня будет подружка, не смогу наслаждаться всеми преимуществами, полагающимися профессиональному футболисту.

– Если бы Стейша не умерла, ты чувствовал бы то же самое? – спросил Кинг.

Хантер потер затылок и опустил голову:

– Не знаю. Да и какая разница, если она мертва. А мы оба были слишком пьяны, чтобы помнить, видели ли что-то той ночью. Для таких, как мы с Феррин, нет ни малейшего шанса на будущее, пока я не разгадаю тайну. Ни малейшего.

– Ты ей нравишься, Хантер. Не из-за футбола и твоих денег, не потому, что ты опасен. Почему-то она к тебе неравнодушна.

– Не обижайся, но особенной интуицией ты не обладаешь, Кингсли, – отмахнулся Хантер.

– Ты прав. Не обладаю. Зато обладает Габи. Она убеждена, что именно Феррин та, кто поможет тебе забыть обо всем, что случилось.

Габи была убеждена. Если бы только было так же легко убедить Феррин! Но он не знал, как это сделать.

– Думаешь, тренер кого-то защищает?

Лучше говорить о прошлом, которое он знал и с которым сжился, чем о будущем и Феррин, из-за чего он мгновенно терял душевное равновесие.

– Больше я ничего не могу придумать. Это единственное, что, мне кажется, имеет смысл. Ты сказал, что он узнал тебя, – вспомнил Кингсли.

– Да. Но тут же стал что-то бормотать и сбиваться с мысли. Феррин говорит, что у него возникают отрывочные образы, но не целая картина.

– Значит, он либо защищает кого-то, потому что вспомнил, либо не понимает, что происходит, и боится, – решил Кингсли. – Жаль, что мы не поговорили с ним до того, как случился инсульт.

– Мне тоже жаль, – вздохнул Хантер, хотя отчасти был рад, что этого не случилось. Будь тренер здоров, Феррин бы не жила в его доме и он никогда бы ее не встретил.

Спокойствие охватило его, когда он осознал: что бы ни случилось, он не обменяет эти несколько недель с Феррин на на какие сокровища мира. И это пугало его так, как никогда и ничто не пугало. Оказалось, что Феррин много значит для него, и он знает, что обречен подвести ее. Разочаровать.

Феррин искренне наслаждалась шопингом в обществе женщин. В Техасе у нее были хорошие подруги, и она вдруг поняла, что скучает по ним. Нужно подумать, как оставить отца и вернуться домой. Все равно она живет здесь только из-за Хантера. Да, он хотел получить ее позволение просмотреть документы отца, и она, нужно признать, постепенно склонялась к тому, чтобы дать ему это позволение.

Но ей нужно было больше времени, чтобы узнать его. Да и побаивалась она, что, как только разрешит ему доступ к документам отца, он найдет все необходимое и… просто исчезнет из ее жизни. Но в этом она не хотела признаваться даже себе самой. Не нужно быть гением, чтобы сообразить: Хантер не соседский мальчишка, которого она знала с детства. Он сосредоточен на ней. Очень заинтересован. А она так страшилась верить, что дело в ней, а не в документах. Поэтому она все еще тянула, чтобы не узнать правду.

Трусиха!

– Не уверена насчет этого платья? – спросила Габи, подходя к ней.

Феррин слишком долго смотрела на платье для коктейлей. Дорогое, но она может себе это позволить. Правда, платье не из тех, которые она обычно носила. Она остановилась около него просто потому, что хотела поразмыслить. Дать себе возможность прийти в себя, она ведь обычная женщина и не ведет гламурный образ жизни, присущий Хантеру.

– Не уверена, – согласилась Феррин. – Что думаешь ты?

Она сняла платье с вешалки и приложила к себе, стараясь выбросить из головы тревожные мысли. Пока она в Сан-Франциско, все равно ничего не может предпринять относительно документов.

Сшитое из мягкой, ниспадавшей складками синтетической ткани, платье было очень коротким, с американской проймой и с обнаженной спиной. Зато цвет ее любимый, бирюзовый.

– Шикарно! Кара, что думаешь ты? – окликнула Габи подругу, которая в это время обсуждала с Авой, женой Кристоса, приемы приучения ребенка к горшку. Шери, жена Тристана, была в примерочной, примеряла что-то такое, что, по ее словам, «заставит мужа забыть, что я мама, и вспомнить, что я женщина».

Все дружно рассмеялись.

– Просто прекрасно! Ты должна его купить. Хантер всегда такой крутой, – уговаривала Кара. – При виде тебя в этом платье он расплавится.

– Примерь, – настаивала Ава.

Все четверо направились к примерочной как раз, когда оттуда вышла Шери в платье без бретелек, оно сидела на ней так, словно было сшито именно для нее.