Сюзанна Карр - Персональный рай

— Я не понимаю.

Правда стремилась вырваться наружу, но Стергиос давно научился держать ее при себе.

— Все, что я знал и во что верил, изменилось в одну ночь. — Он говорил медленно, слова давались ему с трудом. — Мои похитители часто разбивали лагерь в поле или в лесу. Они держали меня скованным и в клетке.

Он все еще помнил звон, который издавала решетка. Похитители любили стучать по ней оружием. Этот гнусный звук эхом отдавался у него в ушах. Стергиос словно застрял в том страшном времени. Джоди сжала его руку.

— Один из бандитов… Он думал, что я легкая добыча. Я был еще маленьким, но все равно боролся.

— У тебя не было выбора, — заметила она.

Воспоминания снова обрушились на Стергиоса.

— Я чуть его не убил… Но вмешались его сообщники.

— Ты защищал себя. — Джоди не выглядела шокированной. Она не попятилась в страхе. Вместо этого она прижалась к Стергиосу. — Ты был ребенком, а тот человек хотел причинить тебе боль.

— Я узнал тогда, что могу натворить. — Стергиос все еще ощущал запах крови и слышал крики. — Я не предполагал, что во мне скрывается столько гнева и жестокости. Той ночью я понял, на что способен, если меня загнать в угол.

— Зачем ты позволяешь людям считать, что боишься темноты? Ведь это неправда.

— Доля правды в этом есть. Окружающим легче принять то, что я не люблю темноту. А темнота для меня — это спусковой механизм. Она напоминает мне о том, что я должен сделать, чтобы выжить.

Их взгляды встретились, и Джоди не отвела глаза. Стергиос, словно зачарованный, утопал в их чистой голубизне. Он не мог пошевелиться, не мог говорить. На одно прекрасное мгновение ему удалось обрести покой.

— Что произошло, когда ты стал защищаться и ранил того бандита? — спросила Джоди. — Похитители наказали тебя?

— Так я получил этот шрам.

Джоди прикоснулась большим пальцем к его губе.

— Но это не остановило тебя, и ты продолжал бороться, не так ли? — прошептала она.

Ее прикосновение разрушило иллюзию покоя.

— Осторожнее, pethi mou. — Стергиос обхватил запястье Джоди, но не оттолкнул ее. — Я далеко не джентльмен. Я дикое животное. С острыми, как бритва, когтями и клыками.

Но в ее глазах не было страха. Джоди не обратила внимания на его предупреждение. Нежность в ее взгляде выбивала Стергиоса из колеи. Он медленно убрал ее руку.

— Не волнуйся, Стергиос. Я сохраню твою тайну, — пообещала она.

Он наклонился вперед и положил руки на колени.

— Мне не следовало ничего тебе рассказывать.

— Почему? Тебе нужно было выговориться. Ты не стал бы рассказывать об этом кому-то из семьи. Они и так винят себя за то, что не уберегли тебя.

— Не понимаю, почему я поделился с тобой. — Стергиос корил себя за минутную слабость и знал, что позднее горько пожалеет об этом.

— Потому что ты не считаешь меня частью своей семьи, — сказала Джоди, вставая. — И тебе не нужно меня защищать.

Стергиос горько рассмеялся.

— Как раз-таки нужно. Ты поступаешь неразумно, потому что не опасаешься меня, а иногда даже специально разжигаешь ссору. Теперь же тебе известно, с кем ты имеешь дело.

— Я могу сама позаботиться о себе, — бросила Джоди, направляясь в кухню. — И о тебе.

Стергиос нахмурился. Это последнее, чего ему хотелось бы. Он не желал полагаться на Джоди. Она была опасной, соблазнительной и непредсказуемой. И доставляла одни неприятности. Лучше уж быть одному.

Стергиос внезапно проснулся. Он сел и осмотрелся. Он находился на диване в гостиной. Камин остывал. На столике в углу горела лампа. За окном было темно. Дождь все еще шел, но деревья уже не трещали под порывами ветра.

Взглянув на часы, Стергиос обнаружил, что уже за полночь. Он потер лицо руками, не чувствуя себя отдохнувшим. Его, должно быть, разбудило включение света. Стергиос вспомнил, что Джоди ушла к себе несколько часов назад, оставив попытки поговорить с ним. Он вел себя замкнуто и держался настороже. Ведь он рассказал ей то, что еще никому не рассказывал, и теперь ожидал, когда эта информация будет использована против него.

Стергиос встал и потянулся. Его футболка была измята, значит, спал он неспокойно. Это обычно случалось, когда он вспоминал те ужасные годы. Нужно развеяться, подумать о чем-нибудь другом, и воспоминания понемногу потускнеют.

Взяв грязные тарелки, оставшиеся после ужина, Стергиос пошел в кухню. И застыл, увидев возле мойки Джоди.

На ней была ночная рубашка цвета слоновой кости, которая выглядела одновременно и невинно, и соблазнительно. Стергиос с трудом сглотнул, заметив, как мягкий шелк струится по ее телу, подчеркивая все его изгибы. Желание прожгло мужчину, когда он посмотрел на полную грудь Джоди, прикрытую изящным тонким кружевом.

— Ох, ты проснулся.

Стергиос так сильно сжал тарелки, что они чудом не треснули.

— Какого черта на тебе надето?

— А что не так с моей рубашкой?

Стергиос подошел к мойке и швырнул в нее тарелки. Джоди вздрогнула.

— Ты собиралась надеть это на свадьбу Димоса?

— Ну, не на саму церемонию, конечно. А тогда, когда я буду одна в своей комнате и лягу спать. Тоже одна.

Он не поверил. На ней было белье, которое женщина надевает только в том случае, если собирается кого-то соблазнить.

— Женщины не пользуются подобными вещами, когда ложатся спать в одиночестве.

— Достаточно, Стергиос. — Джоди тяжело вздохнула. — Ты больше не думаешь, что я хочу заполучить Димоса, тогда к чему все это? Пытаешься затеять со мной ссору?

Так оно и было, и Стергиоса возмущало, что она хорошо его понимает. Он чувствовал себя опасно открытым. Джоди известны все его секреты. Она сможет навредить ему или, что еще хуже, заставить испытывать к ней что-то большее.

Стергиос навис над ней:

— Ты думаешь, что хорошо меня изучила, но это не так.

Вместо того чтобы отступить, Джоди встала на цыпочки и смело посмотрела ему в глаза.

— Насколько я понимаю, тебя беспокоит, что я надеваю, готовясь лечь спать.

— Верно. — Взгляд Стергиоса скользнул по кружеву ее ночной рубашки. Его кожа разгорячилась, когда он представил, что проводит пальцами по ложбинке между ее грудями. — Что за мужчина подарил это тебе?

Она опешила.

— Я сама купила эту рубашку, потому что она мне понравилась.

— Ты думала о мужчине, когда покупала ее?

Ревность наполняла его кровь горячим ядом. Ни одному мужчине не позволено видеть ее в таком наряде.

Джоди недовольно фыркнула:

— Что тебя так возмущает в моей рубашке?

— То, что ее носишь ты, — выпалил он.

В его глазах искрился гнев. Джоди подбоченилась, и легкая ткань натянулась, еще выразительнее обрисовывая ее женственные формы. Стергиос сжал челюсти, заметив очертания ее твердых сосков. Он боролся с диким желанием разорвать тонкие бретели и увидеть, как шелк скользит по ее телу и падает на пол.