Барбара Картленд - Райский остров

— Это Понок, — сказала она. — Хотя это будет и нелегко, но он обещает провести нас сегодня вечером посмотреть кетьяк.

— Это танец? — спросил граф.

— Это один из самых неистовых и драматичных из всех балийских танцев, — объяснила Роксана. — Его танцуют только ночью, и к тому же нам придется пройти довольно далеко в лес.

Она несколько обеспокоенно посмотрела на графа и неуверенно добавила:

— Боюсь, нам придется идти пешком, там нет хорошей дороги, по которой могла бы пройти лошадь.

В ее тоне прозвучали извиняющиеся нотки, и граф, усмехнувшись, спросил:

— Уж не предполагаете ли вы, что это может оказаться слишком далеко и слишком изнурительно для меня?

— Нет, я не имела этого в виду… — ответила Роксана, смутившись. — Но вы можете подумать, что это для вас… недостойно.

Граф от души рассмеялся.

— Уверяю вас, что я весьма смиренный пилигрим к Великому Источнику Знаний, где бы я ни находил его.

— Тогда вы сможете быть здесь около половины пятого? — спросила, улыбаясь, Роксана.

Граф не удивился тому, что она назначила столь раннее время. Он знал, что, поскольку Бали расположен недалеко от экватора, темнеть здесь начинает уже около пяти часов, а в половине шестого тени удлиняются, а золотые камни и яркие краски храмов расплываются и меркнут в серой туманной мгле.

— Я буду в это время! — заверил ее граф. — И мне бы хотелось добавить, что я очень признателен за доверие. Не скажете ли вы этому человеку, как высоко я ценю его усилия помочь мне?

Роксана перевела его слова, и Понок поклонился с большим достоинством, свойственным его народу.

— Можно ли мне предложить ему деньги? — тихо спросил граф у Роксаны.

Она отрицательно покачала головой.

— Разумеется, нет! — сказала она. — Он возьмется нас проводить туда просто из хорошего отношения ко мне. Купить его услуги невозможно.

Роксана заметила удивление на лице графа и добавила:

— Я отблагодарю его за дружескую услугу, подарив одну из своих резных фигурок.

— Это, конечно, гораздо более ценная вещь, — сказал граф, — чем все то, что можно купить за деньги, я убежден в этом.

Он подозвал жестом мальчика, который держал его лошадь, и, когда тот подвел ее, сказал, собираясь сесть в седло:

— Теперь я должен оставить вас, хотя я делаю это весьма неохотно. Мне придется принять участие в той мучительной скучнейшей программе «увеселений», которую заготовил для меня губернатор, но, уверяю вас, я буду здесь непременно в половине пятого, и никакие силы на свете не смогут мне помешать!

— Я приготовлю вам к тому времени что-нибудь освежающее, прежде чем мы тронемся в путь, — пообещала Роксана.

— Это звучит так, словно вы боитесь, что я упаду где-нибудь по дороге от истощения и усталости, — с улыбкой заметил граф.

— Смотреть кетьяк довольно утомительное дело, это не то же самое, что сидеть в опере или смотреть балет «Сильфида», это нечто совсем другое, вы сами поймете это.

Всю обратную дорогу граф с раздражением думал, что Роксана, видимо, принимает его за одного из богатых, изнеженных щеголей, которые привыкли к комфорту, не в состоянии обойтись без него ни минуты и ждут, что, где бы они ни появились, им сразу же обеспечат самые лучшие и удобные места.

Было уже совсем темно, когда Роксана и граф добрались до места, которое, как показалось графу, находилось в самом центре леса.

По дороге они встретили крестьян, бредущих домой с полей, в таинственной мгле их расплывающиеся во тьме силуэты можно было принять за призраков.

Они миновали небольшую деревню, где над очагами поднимались струйки дыма, казавшегося синим на фоне мрачных густых теней деревьев и ярко-оранжевых, словно пламя костра, стен.

Наконец, после долгого пути через труднопроходимый лес, они совершенно неожиданно вышли к просторной поляне, где собралось множество жителей окрестных селений, окруживших костер.

Пока они шли по тропинке за Поноком, шагающим впереди них со свечой, Роксана тихим голосом рассказывала графу о танце, который им предстояло увидеть этим вечером.

— Он называется «Танец обезьян», — объясняла она, — потому что Гаруда, символическая птица бога Вишну, с помощью Ханумана, царя обезьян, и его могучей армии освободила принца Раму и принцессу Ситу, которые были захвачены владыкой демонов.

Граф слушал девушку не очень внимательно, потому что его больше занимал звук ее нежного голоса, чем сам рассказ.

Голос ее звучал как волшебная флейта. Здесь, среди огромных темных деревьев, в атмосфере, наполненной необыкновенными ночными терпкими ароматами, он казался каким-то особенно мягким и завораживающим.

— Вначале кетьяк исполнялся сельскими жителями, — продолжала свое объяснение Роксана, — когда начинался падеж скота из-за какой-нибудь эпидемии. Предполагалось, что таким образом можно отогнать злых духов.

— А какая причина танцевать его сегодня? — поинтересовался граф.

— Сегодня этот танец будет исполнен потому, что кто-то из балийцев подозревает, что на него открыл охоту лейяк, или, может быть, ведьма, которую здесь называют Рангда, наложила на него проклятие.

— А как вы думаете, этот кетьяк может действительно помочь в таких случаях? — спросил граф совершенно серьезно.

Подумав, что он, должно быть, смеется над ней, Роксана вопросительно взглянула на него, прежде чем ответить:

— Я думаю, что истинная вера… где бы человек ни нашел ее и в какого бы бога он ни верил… может делать… настоящие чудеса.

Это был мудрый ответ, с восхищением отметил граф и невольно подумал о том, мог ли кто-нибудь еще из его многочисленных знакомых женщин ответить подобным образом.

Понок провел их к сидящим вокруг костра людям. Граф увидел, что в центре круга, возле огня, было оставлено большое пространство, где находились участники того представления, ради которого все здесь собрались.

Пока шла подготовка, он осторожно, с любопытством принялся оглядываться вокруг.

Возле костра собиралось все больше людей, все новые группы появлялись из темноты и рассаживались на поляне. Многие принесли зажженные светильники, так что вскоре света стало достаточно, чтобы разглядеть не только танцовщиков, но и самих зрителей.

Внезапно в небо взвилось высокое, слепящее глаза пламя костра, и наступила полная тишина.

Казалось, что каждый из присутствующих вдруг задержал дыхание, и граф почувствовал, что ожидание уже достигло высшей точки и стало почти невыносимым.

Внезапно раздался громкий резкий хлопок. Он прозвучал так неожиданно, что граф вздрогнул и резко выпрямился. А затем откуда-то из-за круга мерцающих слабых огоньков и тесно сомкнувшихся полуобнаженных мужских тел возник похожий на заклинание протяжный глухой звук, перекатывающийся волнами, — завораживающее пение, чем-то напоминающее молитву муэдзина, которую можно услышать с минарета в час рассвета.