Джэки Эшенден - Повелительница сердца шейха

Что же она такого сказала? Что он добрый? Он был добр к ней в тот день, когда она разговаривала с отцом, и он был добр к ней сейчас, когда нервозность и странность всего этого дня овладели ею, она была ошеломлена тем, что теперь замужем за шейхом и что он собирается лишить ее девственности.

— А что плохого в том, чтобы быть добрым? — спросила она.

— Нет ничего плохого в том, чтобы быть добрым.

Тарик стянул с нее тунику, затем — длинные свободные брюки.

— Но ты же злишься.

Она пристально посмотрела ему в лицо, пытаясь понять, почему простой комплимент так сильно его обеспокоил, но выражение его лица оставалось бесстрастным. За исключением его глаз. Они горели сверкающим золотом.

— Сейчас не время для разговоров, йа амар.

Его голос был грубым и властным, и она не могла сдержать дрожь, когда он погладил ее голые ноги, его горячие ладони касались ее кожи, резко контрастируя с прохладной водой.

— Я знаю, но…

Шарлотта резко замолчала, когда он ловко расстегнул застежку ее белого кружевного бюстгальтера и снял его. Вода ласкала ее кожу, заставляя затвердеть соски, и все, что она собиралась сказать, вылетело у нее из головы.

— Но — что? — Его взгляд упал на ее обнаженную грудь, глаза сверкали, жар разгорался в них все сильнее.

Но Шарлотта так и не ответила. Потому что в этот момент Тарик начал стягивать с нее трусики. Теперь она была совершенно голая. Голая перед своим мужем.

Удивительно, но ей не хотелось убежать и спрятаться. Ей нравилось, как он смотрит на нее, пожирая глазами каждый дюйм ее тела. Шарлотта понимала, как действует на него, это было очевидно. Теперь она осознавала свою силу.

Храбрая, как никогда прежде, она подняла руку и коснулась его лица, проведя пальцами по гладкой, теплой коже.

Тарик на мгновение замер, но тут же резко подхватил ее на руки, вынес из воды и направился к шатрам, разбитым в тени деревьев. Он вошел в самый большой из них, и, пройдя по шелковым коврам, опустил Шарлотту на кровать.

Она не ожидала, что спальня в шатре может быть такой роскошной и, будучи не понаслышке знакома с походной жизнью, полагала, что им придется спать на земле. Но нет, в шатре шейха имелась самая настоящая кровать с резным деревянным изголовьем, застеленная белоснежными хлопковыми простынями, с горой разнокалиберных подушек. Шарлотта с наслаждением раскинулась на роскошном ложе, однако о сне не могло быть и речи.

Тарик тем временем начал снимать с себя мокрую одежду, что оказалось не так-то просто. Шарлотта поймала себя на том, что наблюдает за ним с бесстыдным любопытством. Она видела его без одежды в дворцовых банях, но на этот раз, когда он стянул с себя брюки, а вместе с ними и нижнее белье, смогла разглядеть, что скрывала вода в бассейне.

Ее обожгло пламенем изнутри, лицо запылало. Тарик не пытался прикрыть величину и твердость своего возбуждения, и Шарлотта не могла оторвать от него взгляда. Тарик сказал ей тогда, что нет ничего плохого в желании близости, что физическая страсть — это совсем не то, чего стоит бояться, и все же Шарлотта не могла избавиться от охватившего ее странного предчувствия.

Она боялась не его. Она боялась самой себя, силы своего желания. Ей хотелось, чтобы шейх толкнул ее на кровать и взял так, как, по ее представлениям, шейхи берут своих женщин. Жестко и быстро, безо всякой жалости. Так у нее не будет другого выбора, кроме как отдаться ему.

Но Тарик не спешил овладеть ею — стоял неподвижно, пристально глядя на нее. Его требовательный взгляд обжигал.

— Иди ко мне, — приказал он.

Шарлотта повиновалась.

Он был таким высоким, возвышаясь над ней стеной твердых мышц и бронзовой кожи. Выражение его лица было свирепым.

— Ты хочешь меня.

Это был не вопрос, но она кивнула.

— Скажи это.

Сердце бешено колотилось, сила желания нарастала, как песчаная буря.

— Я хочу тебя…

Глаза Тарика сверкнули, и от его очевидного удовольствия что-то горячее вспыхнуло в ее груди.

— Тогда встань на колени, йа амар, и покажи мне, насколько сильно.

Тарик знал, что потакает своим слабостям. Ему не нужно заставлять свою невинную жену становиться перед ним на колени. Но то, что она сказала ему там, у источника, не выходило у него из головы. «Добрый» — так она его называла.

И вот он раздел ее догола, пытаясь доказать — ей, самому себе, — что он вовсе не такой. Но даже сейчас, обнаженная и мокрая в его объятиях, она смотрела на него так, словно знала о нем что-то такое, чего он не знал, и подняла руку, чтобы коснуться его щеки.

Возможно, она действительно знала что-то, чего не знал он, потому что в ту же секунду, как ее прохладные пальцы коснулись его щеки, что-то пробудилось в его душе — потребность, о которой он даже не подозревал. Потребность, не имевшая ничего общего с сексуальным желанием. И он сразу понял, что она гораздо опаснее, чем он мог себе представить.

Никто не прикасался к нему так с тех пор, как умерла мать. Даже няня, воспитывавшая его, не делала этого. Всем слугам был дан строгий приказ не нянчиться с ним и не утешать — никакой нежности или жалости не допускалось. Потому что он должен был научиться самодостаточности, найти утешение в отрешенности и изоляции, поскольку такова жизнь шейха.

Это был очень тяжелый урок, но Тарик его усвоил. У него были любовницы, которые удовлетворяли его физические потребности, и это было все, что ему требовалось.

До встречи с Шарлоттой. До того момента, как ее прохладные пальцы нежно и неуверенно коснулись его щеки.

Он не может этого допустить. Не может позволить ей забрать у него его силу. А это означало, что он должен показать ей, какой он на самом деле.

Шарлотта опустилась на колени. Тарик наклонился и, схватив за подбородок, запрокинул ее голову. Ее глаза цвета полуденного неба потемнели от желания.

— Возьми его.

— Я никогда не делала этого раньше…

— Я научу тебя. — Он погладил ее мягкие губы, восхищаясь ее смелостью, потому что на этот раз он не видел в ней страха. — Делай, что я говорю.

Шарлотта послушно открыла рот.

Она стояла перед ним на коленях, обнаженная, мокрая, с возбужденными розовыми сосками, соблазнительная до умопомрачения.

Тарик стиснул зубы, когда Шарлотта, наклонившись, осторожно и нерешительно коснулась его языком, а потом взяла его в рот. Удовольствие пронзило его, словно по позвоночнику хлестнули бархатным хлыстом.

Тарик зарычал, не в силах сдержаться, запустил пальцы в волосы и стал направлять ее, побуждая взять его глубже. Она была неопытна и неуверенна, но в этом был особый эротизм, доставлявший изысканное удовольствие. Осознание того, что он первый мужчина, с которым она делает это, вызывало еще большее возбуждение.