Майн Вэльт - О любви… [СИ]

Заводы, фабрики, джунгли — вот она, страна номер один Латиносии. Небольшое количество в процентном соотношении белых; метисы и мулаты — потомки местных индейцев и негров, завезенных в несметном количестве для работы на плантациях. Ах, ну еще группа Сепультура родом отсюда, пожалуй, единственная группа, которая была популярна у нас еще с конца 80-х (на самом деле мало кто помнит, что предварительно Макс Кавальера женился на, будущей менеджером банды, американке. Так что, несмотря на то, что Сепультура — бренд, тем не менее, стартовали они из Штат, правда, всегда подчеркивая свои Бразильские корни. Это было сладкое время, жара уже не так давила на меня, я впал, что называется, в роман. Два продукта разных культур схлестнулись, и это было похоже на ураган. Маша поражала меня своей продвинутостью. Дышать в одно дыхание… о да, это было самое точное выражение. Мы ездили в родной Машин мегаполис Сан Пауло, и даже тусовались на концерте Сепультуры, которая буквально через пару лет выпустит свой Данте ХХI (посредственнейший альбом, к слову, альбом достойный добротного середнячка, а не группы с таким именем). Мог ли я об этом мечтать в школьные годы, когда какая-то, подчеркну, какая-то бразильская группа была и звучала так экстремально, я вспоминаю свой маленький город на югах, конец 80-х, кассеты с записью Сепультуры.

Это было жутко прикольно, я всасывал дыхания этого города и Маши заодно. Всей этой упадочной архитектуры, этих театров, построенных еще португалами, блеском стекла и бетона новостроек и нищетой бедных кварталов. Ужиная в кабаках вечернего Пауло, я понимал, что, на самом-то деле я не люблю Марию, но какая-то магия: меня тянуло к ней. Трудно объяснить или дать точное определение. Секс? Нет ее магия была не только в этом. Конечно, когда происходит сближение, ну, блин, полярных культур — секс, наверняка, один из самых важных факторов. Повторюсь, я переживал не первый акт любви с латиноской, как и не первый роман — это было большее… Мне было просто хорошо. Я предпочитал молчать, когда страсти заходили слишком далеко. Она, как в общем-то многие люди в этих местах, жутко открытая и эти люди, повторюсь, живут не на поводу у разума, а на поводу у чувств, и не важно, что будет завтра: главное — то, что сегодня, эти люди отдают себя до конца (возможно эти страны именно поэтому живут в кризисе 200 лет). Мы подпитывали друг друга и задыхались от желания знать друг друга.

Вскоре меня уже знали на ее районе: это немного комично — местные старушки расшаркивались, ахахаха, «дон Алесандро». Вообще, в тех местах все отличается от нашей ментальности: если к синьорите ходит много синьоров — это хорошо, а вот у нас к «популярным» чувихам совсем другое отношение — бабки на лавочках будут шептаться и обзывать шлюхой (возможно из зависти) это повсеместно. Латниосия это совршенно диаметральная тема. Там все наоборот: если к синьорите не ходят мужчины — это, бля, плохо! Поверьте на слово — еще и за руку отведут, если будешь париться с номерами квартир.

Кокаин? Бразилия в принципе отличается от золотых кокаиновых стран Латиносии — он там есть, однако он и дороже, и не так популярен, конечно, цены не сопоставимы с Европой, но и не даром, как в Перу, Колумбии или Венесуэле. Я спросил Машу: «Может занюхаем пару дорог?» на что вдруг эта женщина сделала страшные глаза и начала орать, как в сериалах: «Алекс, он убил кучи звезд, он покалечил миллионы людей и наш ребенок?» «Ребенок?» Я тормознулся… «Постой, — сказал я, — а…» «Ты не кабальеро, Ты просто иностранец, которому плевать нам меня, — орала она, — но я не позволю впитать ему ни грамма этого яда! Мои знакомые плохо заканчивали, играя с ним». Я почувствовал себя как миллионы мужчин в этом мире те, которые попались в силки слов «Наш ребенок». История, бля, безусловно, банальна. Она настолько стара, что будет актуальна во все времена. Эти простые слова вернули меня в реальность. Я спросил в лоб: «Ты беременна?» «Послушай! — заорала она. — Ты родился вчера? Да?» Я терялся, если честно, машинально, почти автоматически спросил: «Ты хочешь ехать в Украину?» Мысленно представляя Машу в шубе, которую я куплю, чтобы она не мерзла, и шепот старушек на лавочках при нашем выходе в сити: «Привез негретусю, наших девок, типа, мало». Но было не смешно: смешно, когда это случается с кем-то, не с тобой. «Нет, мне не нужна УкраинА, — Маша, как всегда, делала ударение на последнюю А в названии страны, — Я люблю Бразилию, я люблю этот воздух, пусть мы бедные, но он вырастет Доном, он будет кабальеро, и никогда не узнает, кто его отец». «Почему ОН?» — спросил я, потому что дальше последовала, как я понимаю, брань. «Может быть только ОН! Я ненавижу Тебя», — она бросилась с кулаками на меня, ее острые ногти (символ женственности) впились больно и, даже видимо не слабо, расцарапали меня, но я не чувствовал боли, все было, как в тумане: реально, я такой весь продвинутый чувак, стал ватным в один момент. «Но я так люблю Тебя» — и это было сказано без пафоса, потому что мы уже валились в кровать. Утро. Бобы, мясо — народное, блин, бразильское кушанье, мы смотрим друг на друга: я опасливо, если честно, в душе, Мария улыбается — от нее веет заботой и любовью.

— Окей, я еду на пароход, у меня суточная вахта, Маша, буду через день, — говорю я уже затягиваясь сигаретой.

— Я приеду вечером, — говорит она, — и привезу Тебе еду.

— Послушай, — обрываю я ее на смеси испанского (бля какой я тупой я думаю что типа испанский, как португальский, ха-ха-ха), — у меня там все есть во-первых.

— Ты дурак, но я люблю Тебя.

— Я знаю, — пытаясь сбить страсти говорю я.

— И еще ты любишь эту, как ее? Холодную УкраинУ (делая по Машиным раскладам, ударение на последней букве).

— Но это же буду, — я роняет она спокойно и эти слова сбивают с меня все понты, эти ее слова пленят.

— Тебя не пустят в порт — это раз (пытаюсь отбиться), конечно, я понимаю, что этот-то вопрос можно утрясти легко, но закашиваю или, по ходу, пытаюсь закосить под какие то сложности.

— Ты не хочешь видеть меня! — злится она. — Наверное тебя ждут какие то шлюхи в АБС (знаменитый притон Сантоса к слову).

— Нет, Маша, извини, но это контракт и это работа.

— Я убью Тебя, — то ли шутя, то ли нет, говорит она.

И я понимаю, что это правда. Мы едем в Сантос. В 12- я на пароходе, который пуст, заступая на вахту, пью этот отвратительный кофе, к слову, по ходу, я не люблю эту заварную шнягу, вернее, просто у меня нет времени на то, что бы врубиться — по мне лучше инстант, но в этих местах — он западло. Мессмен подгоняет мне ящик спрайта, (я с ним в хороших отношениях — я подарил ему пару нулевых лах от Томми Хелфигер для сына, потому что мне они и на фиг не нужны, а тупо сундучить — зачем?) Я потягиваю холодный спрайт, покуриваю, чекаю вспомогачи и бойлер, в прниципе, в остальном больше и смотреть-то не на что, да и незачем. В районе 6 вечера я забиваю на все болт ноут надоел (читаю книги) иду на верх, бросая на фиг, машину. Встречаю своего босса. Он старше меня на пару лет, такой пидарский чувак, к слову, но боится моего безумного характера — я это знаю просто (это за тусовки в Бразилии, отжиги и пару драк на его глазах) боится еще за свой ноут, а ко мне относится, как его персональному доктору.

Читать дальше