Соль Решетникоф - 160 шагов до тебя

Бабушка встала, открыла окно и подвинула кресло к нему так, чтобы не дымить, и сложила ногу на ногу:

– Горе не посадишь под замок. Оно должно быть выплакано. Можешь бить при этом посуду или даже куда-то сбежать… Да, куда-то сбежать…

Бабуля снова сделала затяжку. Чуднò! Раньше мама искала в моей сумке сигареты и легко могла бы выпороть меня, если учуяла бы их запах, а здесь бабушка сама предлагает мне закурить!

– Ассоль, я не хочу тебя уговаривать. Табак его знает, что на самом деле будет правильным для тебя. Но любое решение, которое ты примешь, повлияет на твою дальнейшую жизнь. Так что решай.

– Ага, я поеду с тобой, а ты меня там бросишь одну, как мою мать, – в который раз повторила я слова бабы Нюры.

– У тебя будет шанс начать все сначала!

Мама говорила, что курение наносит женщине большой вред. У нее больше шансов заболеть раком и получить морщинистую кожу. На удивление бабушка выглядела лет на пятнадцать моложе бабы Нюры, хотя они и были ровесницами.

– Что касается моего исчезновения, табак его знает, – она снова сделала затяжку, выдохнула и сказала: – жизнь мне предоставила шанс, и я не хотела его терять.

«Вот и мне сейчас тоже выпал шанс», – меня будто оса в голову ужалила.

– А на свободу мою не будешь претендовать, как мама? – немного сердито спросила я.

Она прищурилась и заулыбалась:

– Если только ты на мою не будешь!

Бабушка ещё раз смачно затянулась и с наслаждением выдохнула. Я смотрела на нее как Эллиот на инопланетянина Эй Ти. У меня теперь есть бабуля и она курит!

– Какие странные сигары! – слетело с моих губ.

– Хочешь попробовать? – Она протянула мне портсигар. – Тосканские. Они славятся во всем мире своим ароматом.

– Ой, а по-моему, они просто воняют! – Я покрутила носом. – Причем невыносимо! Уж лучше дедовский «Мерит»! Нет, я никогда не буду курить!

– Дело твое, – с этими словами она убрала портсигар на тумбу у кровати.

Положила сигару в пепельницу на столике, снова передвинула свое кресло поближе и взяла меня за руки своими, чуть прохладными и ухоженными на вид, мозолистыми ладонями:

– Послушай. Может быть, однажды ты решишь сделать татуировку или выкрасишь волосы в синий цвет. Возможно, ты поступишь учиться, а два года спустя решишь сменить факультет или вовсе бросишь это дело. Напишешь книгу, научишься играть на скрипке. Прошлое, настоящее и будущее только твои. Никогда и никому не разрешай украсть у тебя это!

«Даже не знаю, что говорить в таких случаях. Но я точно не хочу быть конкуренткой бабе Нюре», – подумала, но вслух сказала:

– Обещаешь, что не бросишь меня?

– Вернешься к деду и бабы-Нюриной стряпне? – она ущипнула меня за щеку.

– Пойдем? – взяла свою бордовую сумочку.

– Погоди! – Мне уже столько времени хотелось знать, почему она бросила маму с дедом, но я лишь сказала: – Ты мне расскажешь про шанс, на который ты променяла маму и деда?

Она потискала сумочку, задержала на мне взгляд, но так ничего не ответила.

Несмотря на яркое полуденное солнце, выходя из аэропорта, я почувствовала разочарование. Все снова пошло не так! А ведь была уверена, что вернусь с подписанными документами на продажу магазина. Прости, бабуля, но назвать твою кондитерскую доходной я больше не могу. Наоборот, в последнее время я умудрилась влезть в новый кредит на покупку холодильных камер. Старые не поддавались уже никакому ремонту, мастер снова их чинить отказался. Да, бизнесмен из меня никудышный. Благо, швейцарский риэлтор заинтересовался объектом, стоило мне поместить на сайте информацию о продаже бизнеса. Он даже пообещал помочь с открытием счета в швейцарском банке и получать с него чуть меньше двух процентов в год. Но по прилете в Цюрих выяснилось, что покупатель куда-то неожиданно слился. Риелтором, к слову, оказался маленький южный итальянец со звучной фамилией Дель Сета. Он долго извинялся за то, что клиент заставлял ждать, хотя от самой сделки не отказывался.

Пора уже привыкнуть, что все в моей жизни складывается не так, как хотелось бы. Снова не смогу погасить долги, и мне придется продолжать усердно работать, отложив попытки снова стать матерью. Сколько бы я ни искала способы набраться смелости и пересечь океан, я все больше удалялась от берега, не понимая, куда дальше плыть.

Таксист остановился напротив дома. Рассчитавшись и выйдя из автомобиля, я обратила внимание на соседний с бабушкиным забор. В космах некогда ухоженной травы пестрели редкие цветки шиповника. Большая пальма у входа во двор наполовину пожухла. Растения умирают, когда лишаются заботы хозяев. Эбеновая дверь, белая лестница к ней, статуя нимфы, гипсовых бедер которой нежно касался любимый, заставляя меня краснеть. Где ты сейчас? Я ничего о тебе не знаю, Леонардо.

Порывшись в сумочке, я достала ключи и отворила дверь. Из дома пахнуло табаком и цветами апельсина, как и пятнадцать лет назад, когда я впервые вошла сюда семнадцатилетней девушкой с маленьким чемоданчиком. Он содержал больше мечтаний и иллюзий, чем вещей.

У меня вдруг сжалось сердце: что же натворила! Предала тех, кого любила. Бабушка-то сдержала свое обещание, а я – нет! Променяла ее на Энцо!

Побросав вещи на диван, я побежала наверх. Набрала ванну, добавила в воду ароматическую соль. Где-то прочла, что она помогает очиститься от негатива, расслабиться и отпустить навязчивые мысли. Чего-то не хватает, но чего? Точно! «Истина в вине!» Я спустилась в холл, достала из шкафа бутылку красного «Брунелло ди Монтальчино», налила и вместе с фужером вернулась в ванную. Так поставила напиток на мраморный бортик и зажгла свечи.

Раздеваясь, любовалась отблесками света в вине и, погрузившись в ванну по самую шею, жадно вдыхала запах лаванды. Поможет ли он вернуть душевное спокойствие? Я закрыла глаза.

Этой ночью мне снова снился Леонардо. Он улыбался, оборачивая вокруг моего пальца стебель василька. Но вскоре цветок превратился в кольцо, подаренное бабушкой, и это разозлило его. Я испугалась и проснулась. Как бы он отреагировал, если бы увидел обручальное кольцо, надетое на безымянный палец его другом? Хотя что это меняет, если Леонардо так и не появлялся в моей жизни с того самого вечера. И ни разу мне не написал!

Я черпала воду и тоненькой струйкой лила ее на лицо, шею, плечи, испытывая наслаждение от того, что у меня, наконец, появилось время на себя. В плеске воды послышались слова бабушки, которые она как-то сказала, нанося ночной крем на лицо:

«Слышишь, никому и никогда не давай себя в обиду! Золушка в наши времена не возвращается мести пол и мыть посуду. Она ищет то, что делает ее счастливой».