Джеки Бонати - Кентервильский гамбит

В бутылке оставалось вина чуть больше трети, и Том критично осмотрел ее, а потом перевел взгляд на конверт. Он понимал, что там не будет ничего, что могло бы его обрадовать, и теперь думал, хватит ему имеющегося алкоголя, или нужно еще? Его останавливала необходимость спускаться и подниматься по довольно крутой лестнице в подвал, да и остатки вбитых правил, что пить с утра – моветон. Но к черту, кому какая разница?

Выругавшись, он взялся за трость и похромал в винный погреб. В шкафу осталось всего три запыленные бутылки. Две – Шато Лафит, на одной стояла дата 1786 год, а на второй только две первые цифры – 17. Отец берег эту коллекцию, но и ее пришлось потихоньку распродать. Третья бутылка была совсем новой – Монополь, 1907 год. Том хорошо помнил, когда эту бутылку преподнесли в качестве подарка на Рождество. Прекрасное было время, большая семья, гости, друзья и соседи, полный штат прислуги, большая елка в холле. Казалось, эта теплота и безмятежность будут вечны, и все как-нибудь выправится. Но никто не думал, что таких праздников осталось всего несколько. И что меньше чем через десять лет в холле не будет ни елки, ни вечерних шарад, ни приятных сюрпризов.

Отогнав от себя воспоминания, Том взял бутылку с полустершейся датой, собрался с духом и начал тяжелое восхождение вверх по ступеням.

Дом стоял непривычно тихий, словно погруженный в себя. На кухне ничего не гремело, только далеко на чердаке скрипели половицы, и что-то каталось по полу. Взяв себе чистый бокал, Том устроился в кованом кресле, закутавшись в плед – день был поистине свежий. Он отпил глоток вина и решительно вскрыл конверт, доставая оттуда несколько писем и пакет документов. Он прочитал сухое и деловое письмо от поверенного, саркастически усмехнулся. Раболепство и обожание уменьшались соответственно тому, как таял капитал его семьи. В понимании мистера Бойла Том сейчас едва ли занимал высокое положение. Он был нищим, не мог предложить ничего, кроме родового имени и титула, которые ничего не стоили. Для таких людей всегда куда более ценны деньги, удачные вложения и проценты на банковском счете. И вот для таких он и выслуживался, расписывая покупателей, которые нашлись на его поместье. Другое письмо было, собственно, от потенциального владельца Холл-хауса.

Прежде чем начать читать его, Том какое-то время просто обдумывал сложившуюся ситуацию, потягивая вино и поглаживая в пальцах шахматную фигурку. В небе кружились вороны, хрипло галдя и внося хаос в тишину осеннего утра. Семь ворон сулили прогулку и Том поморщился. Лично ему никуда идти не хотелось. В пледе он согрелся, от вина кровь побежала по венам быстрее. Он вздохнул и взял второе письмо.

Через пару минут он яростно скомкал его и отшвырнул прочь от себя, зарычав от злости. Бумажный шарик пару раз подпрыгнул на каменном полу и покатился, подхваченный игривым ветром. Следом полетела опустевшая бутылка, разлетевшись веером зеленых осколков и багряных брызг.

Этот наглец, по-видимому, возомнил себя едва ли не хозяином. Он намеревался прибыть завтра утром с первым лондонским поездом, чтобы лично осмотреть дом и прилегающие к нему территории. И он очень рассчитывал, что Том встретит его на станции, дабы мистер Выскочка, откуда-то то ли из Америки, то ли из Австралии, а может быть и вовсе из Австрии – в общем, откуда-то на «А», мог оценить британское гостеприимство.

Черта с два, а не гостеприимство!

Дом узнал о прибытии гостей еще задолго до того, как автомобиль въехал на территорию парка. Иногда Тому казалось, что у него есть свое, определенное чутье или что-то в таком духе. Погода стояла мрачная, клочья тумана в парке не хотели рассеиваться даже несмотря на легкий прохладный ветерок, гуляющий среди деревьев. В общем, определенно отражала настроение Томаса.

Ночью он спал плохо, ворочался, не находя себе удобного положения, и его беспокойство передалось поместью. Оно охало, скрипело, громыхало чем-то внизу и заново проигрывало самоубийство герцогини Холл, безумной фанатички. Под конец Том не знал, куда деться от повторяющегося протяжного предсмертного крика, раздававшегося на галерее и затихающего внизу после сочного шлепка. Дом, казалось, гаденько хихикал и словно жестокий ребенок повторял все заново.

Дождавшись рассвета, лорд выбрался из постели, оделся, ощущая легкий озноб, то ли от нервов, то ли от большого количества алкоголя, потребляемого регулярно. Одевшись, он посмотрел на себя в зеркало, провел пальцами по отросшей бороде – браться за бритву трясущимися руками не хотелось совершенно.

В кухне было тепло, чайник, как всегда, дожидался его, уже согретый. Такие мелкие бытовые дела как приготовление завтрака успокоили его, хоть и немного. Заварив чай и намазав маслом булочку, Том уселся завтракать на подоконник, наблюдая, как понемногу из чернильного сумрака проступают силуэты деревьев и полуразрушенная ротонда на холме.

Как назло, на одном месте ему не сиделось. Беспокойство не давало покоя, бродило по венам, бурлило и кипело, подзуживая, пытаясь снова разозлить бедолагу Томаса.

Сдавшись, он снова начал бродить по комнатам, вляпался в кровавое пятно в холле, и пошел дальше, оставляя красные следы на паркетных досках. Поднявшись по скрипучей лестнице, он прошелся по верхней галерее и дошел до маленькой ржавой винтовой лестницы, уходящей вверх. С художественной ковки хлопьями облетала позолота, а резные деревянные перила рассохлись и потрескались. Вела эта лесенка в небольшую башню, откуда открывался вид на всю территорию поместья. И башенка эта была точной копией той, что лежала сейчас в кармане халата Тома. Разве что камень, из которого она была сложена, был скорее темно-серым, чем черным. И осенний плющ покрыл ее разноцветными побегами, от ярко-оранжевого, до фиолетового.

Усевшись на холодный подоконник, Том наблюдал, как от деревенской дороги среди холмов к парку направляется дорогой автомобиль. Рычание мотора и шорох гравия становились все отчетливее, и каждая деталь, каждая хромированная ручка и блеск лака на этой машине – отчаянно раздражали беднягу лорда. Он скривился, как от зубной боли, с неприязнью наблюдая за трепещущим на ветру шарфом. Видимо в машине была женщина.

Автомобиль остановился на подъездной дорожке, и из него вышли двое. Мужчина в пальто и шляпе, на ходу стягивающий водительские перчатки, и женщина, высокая и худая, неприятная до крайней степени. Не было никакого сомнения, что она увидела хозяина, несмотря на то что он был высоко в башне. Дом недоуменно заскрипел, когда гости, лишь формально озаботившись стуком в приоткрытую дверь, вошли внутрь.

Том бесшумно спустился на верхнюю галерею и замер, наблюдая за визитерами. Если мужчина, лицо которого он не мог разглядеть из-за шляпы, остановился в холле и оглядывался, то его спутница чувствовала себя куда свободнее. Стук ее каблучков по плитам ощущался лордом примерно так, словно ему в голову вбивали гвозди. Том понял, что с ней будет нелегко, едва она сняла солнечные очки, в которых не было ни малейшей необходимости, и лорд увидел холодные, змеиные глаза.