Тиана Тон - Бесприданница, или Выйду замуж за незнакомца

Тоня сидела рядом с мамой, держала её за руку, и уже не выглядела столь угнетенной и взбудораженной. Её чистое, красивое лицо с прямым взглядом сделалось спокойным, и даже голос стал ровным.

– Мамочка, пойдем пить чай, – вздохнув, произнесла она, и смахнула с ресниц слёзы. – Я так соскучилась по твоим блинам.

– Я их больше не пеку. Нет сил, чтобы у плиты стоять. Мне помогает женщина одна – социальный работник. Она приходит три раза в неделю, убирает, стирает, продукты приносит. Изредка ещё соседка заходит, деньги приносит. В остальное время я одна. Стараюсь больше лежать.

– Мамочка, прости, теперь всё будет иначе! Мы будем вместе. Я ремонт сделаю, на работу устроюсь. И живность заведем, чтоб веселее. Мы всегда будем вместе, только поверь!

– Дочь, расскажи, как ты жила, – попросила мать, не особо вслушиваясь в поток слов дочери, потому что была испугана и напряжена ожиданием рассказа. – По тебе видно, что страдала сильно, горя хлебнула, изменилась ты очень. Передо мной будто чужой человек сидит.

– Слушай мамуль, – решилась Тоня, – всё тебе расскажу с самого начала…

Будний день начинался с суеты, но пока он не предвещал ничего необычного.

– Тонька, ты чего зеваешь? – Раздался нетерпеливый женский голос. – Нам ещё молоко принимать, а ты спишь на ходу.

– Да иду я, иду, – зевнула высокая, худющая девица с жиденькими русыми волосами, собранными в маленький хвостик.

– Не выспалась? – Уже мягче спросила женщина.

– Нет. Не хотелось спать, зато сейчас сон одолевает.

– Мужика тебе надо под бочок, тогда и засыпать станет легче.

Женщина подбоченилась и со смешком во взгляде посмотрела на Тоню, подмигнув. Девушка зевнула в ответ.

– Нет теперь хороших мужиков, – произнесла Тоня, волоча за собой ящик с пакетами молока. – А если и есть, то это явно не мой случай.

– Это почему же? – Отдувалась напарница. Тяжело дыша и смахивая налипшую на вспотевшую шею локон, она оттолкнула ногой вывалившуюся из пластмассового ящика пачку риса. – Молодая, симпатичная девчонка, а пропадаешь зря.

– Ох, Настасья Пална, Вы мне льстите.

Девушка разогнула спину и вытерла вспотевший лоб тыльной стороной ладони.

– Тонька, в себя надо верить, и меньше критиковать.

– Что делать, когда плачет душа? Как её утешить? Чем помочь? – Задала череду вопросов Антонина. – Молчать? Терпеть? Стонать вместе с ней? Ждать? Нет ответов, вот поэтому я и сижу, опустив руки. Нечего рыпаться, когда даже не знаешь с чего начинать.

– Вот тебе, Тонька, и не спится, что любишь философствовать, – ответила напарница, повернувшись к Антонине спиной. Она выглянула из подсобного помещения, удостоверилась, что посетителей нет, и прикурила сигарету. – Жалко мне твою голову, потому как не даешь ей покоя. Это как же нужно соображать, когда у тебя там пчелиный рой мыслей. Надо проще к жизни относиться.

– Куда же проще? Так много вопросов и ни одного толкового ответа. Слёзы омоют душу, немного успокоят, но не помогут. Страдания терзают дальше. А так хочется увидеть радугу, порадоваться и счастливо улыбнутся.

– Э, куда тебя понесло. Одумайся, девка, и не хватай звёзд с неба. Довольствуйся тем, что есть. Хлеб с маслом ешь – уже хорошо.

– Я осознаю это, но иногда и икры хочется.

– Да понимаю я тебя в какой-то степени, ведь молодая, здоровая, желаешь всего и сразу. Это мы уже стареем, и нам важно, что стены есть и крыша над головой, и хорошо. А на столе хлебушек, мы и рады. У нас закалка иная. Так, всё, пОлно мечтать, сейчас полуфабрикаты привезут. За работу!

Женщины засуетились, погружаясь в работу небольшого продуктового магазинчика, расположенного на углу старого двухэтажного дома, окруженного невысокими молодыми липами. И спустя пару часов они разогнули спины в подсобном помещении, чтобы выпить чаю и покурить.

– Я вот всё думала над твоими словами, Тонь, – произнесла Анастасия, выпустив вместе со словами облачко дыма. – Да, городок наш небольшой, и все друг у друга на виду. Трудно здесь обособиться, коли зубы не острые. В таких населенных пунктах народ ушлый и озлобленный. Сама знаешь, что зарплаты у нас маленькие, а работы, как таковой, мало. Вот нелюди ткацкую и обувную фабрики закрыли, оставили сотни семей выживать без средств, а биржа труда трещит по швам от посетителей. Кто здоровее и моложе, едут на заработки, а кто на пенсии – получает свои законные гроши и делит их на самые необходимые нужды: лекарства, коммунальные услуги и мизерный запас продуктов. Про покупку одежды я вообще уже молчу, главное – выжить. Локтями надо толкаться, Тонь, но ты не хочешь. А потянулась бы к народу, глядишь, оживилась бы. Ты не смотри, что окружающие злые, не все же насквозь прогнившие, есть и те, кто не уронил лица.

– К какому народу? – Антонина покачала головой, состроила гримасу презрения и топнула ногой, пугая проворного мышонка, перебегающего от стеллажа к мешку с картошкой. – Клей надо поставить вечером, а лучше запустить ту кошку, которая под дверью сидит постоянно. Она нагадит, но зато мышей переловит. О чём я? А, вспомнила! Народ…

Анастасия не перебивала напарницу, давая ей возможность выговориться и раскрыться. Она шумно хлебнула остывающий чай, прикурила вторую сигарету и посмотрела той в глаза.

– Молодые девчонки ждут, когда отучатся в школе и упорхнут из этого серого существования в яркую жизнь столицы. И правильно делают, – тихо произнесла Тоня, кроша себе под ноги печенье.

– То, что их там никто не ждёт, не озадачивает? – С иронией в голосе спросила Анастасия.

– Каждая надеется, что именно к ней фортуна повернется лицом, – пожала плечами Тоня. – А что им здесь пропадать? Мужики спиваются, ведь суррогат можно купить в любом проулке. Они же без стеснения стоят у магазинов и на перекрёстках. Они выпрашивают по десять рублей у старушек, женщин с колясками, у школьниц. Стыд эти люди давно пропили, а то и вовсе выменяли на бутылку дешёвого алкоголя, хотя, почти у каждого из них есть семья. Но они не думают об этом. У них перед глазами маячит перспектива выпить и подраться. Я не права?

Анастасия шумно вздохнула, но промолчала. Тоня вскочила на ноги, топчась по крошкам печенья, скрестила руки на груди и принялась ходить из угла в угол.

– Подростки только выскочили из подгузников, уже чувствуют себя королями жизни. Ночами они бродят по улицам, голосят песни, пьют пиво, избивают друг друга даже девочки. Они калечат животных, пробуют и подсаживаются на запрещенные вещества, и самое страшное, что каждый считает это разумным – вот взрослая жизнь. Вы, наверняка, не раз обращали внимание, когда утром шли на работу, что после их ночных гуляний всюду валяются презервативы. Они делают это посреди улицы как животные. А потом с гордостью вышагивают с колясками. В тринадцать лет! Кто-то из них бежит в свои четырнадцать лет на пятый по счёту аборт, а потом рассказывает об этом как бывалый. Они, Настасья Пална, не хватают звёзд с неба, но что их ждет дальше? Как неправильно и некрасиво перевернулся мир. Раньше люди были добрее, а жизнь ярче. А теперь после семи вечера и нос нечего высовывать на улицу: либо побьют, либо ограбят, а то и всё сразу, – рассуждала Антонина Чеховчук.