Anne Chelsey - Викторианский сад

Джон разглядывал проносящиеся мимо поля и леса и старательно направлял взгляд вдаль, чтобы его не укачало. С каждым километром пейзаж становился мрачнее. Небо все яростнее затягивали тучи. Солнце уже не способно было пробиться сквозь них и, признав поражение, отступило до следующей битвы. Поля были пустынны, и только чучела, окруженные черными как смоль воронами, немного покачивались на ветру, создавая иллюзию жизни и движения. Когда они стали подъезжать, он заметил, что деревья полностью сбросили листву, а трава высохла и пожелтела, хотя пришли только первые дни осени, и холода еще не успели окутать Англию. Воздух был холодным, как на кладбище, и пробирал до костей. Джон это чувствовал даже находясь внутри кареты,и лишь сильнее закутался в пальто. Он достал из сумки дневник матери, в котором решил описывать происходящие с ним события, открыл чистую страницу и сделал первую кривую запись: «5 сентября 1898 года. На пути в Торнберг. Мрачно».

Он снова посмотрел в окно. Пейзаж напоминал его жизнь. Ни капли радости. Джон рос обычным ребенком в скромной, но счастливой семье. Однако после загадочной смерти отца мать учила его не жить, а выживать. Ребенку тяжело это понять, а потому он часто прятался в темных комнатах дома, закрывая глаза и представляя себе, словно ничего не изменилось с тех пор, как они были счастливы. Ему все время казалось, что останься отец в живых, и жизнь его сложилась бы куда лучше. Теперь, когда у него в руках подсказка к разгадке этой тайны, он больше не может убегать. Ему придется обернуться и встретиться один на один со своим прошлым и всеми страхами, что заставили мать когда-то бежать с ним под руку прочь.

В дневнике матери было не так много. Сначала записи были ровные и частые, но к концу ее жизни их становилось все меньше, а почерк был уже не таким красивым и четким. Она точно писала на бегу, часто роняя перо и путаясь из-за этого в мыслях. Записи о его рождении, описание местности, абсолютно не имевшей никакой схожести с настоящим, и редкие ласковые упоминания об отце. Джону он помнился весельчаком, часто игравшим с ним и обучающим его. Он был ученым и занимался исследованиями в самых различных сферах, интересовался астрономией и ботаникой, историей и культурой. Это же он пытался привить Джону. И у него получалось вплоть до его смерти. «Горожане нашли его в лесу и сообщили нам, когда мы с Джоном вернулись с рынка. Боже, это было ужасно. Я оставила ребенка соседке, чтобы он этого не видел. Он был на огромной ветке дуба, окруженный толпой зевак. Они были уверены, что он сам это сделал. Но я не верю… он часто мог показаться другим странным, но он не был сумасшедшим! Господи, за что? Что мне теперь делать? Как я подниму ребенка одна?» Эта запись была сделана через несколько дней после произошедшего, когда мать, по-видимому, немного успокоилась. Но судя по разводам и мятым страницам она пролила немало слез, пока писала это.

Неожиданно снаружи послышались голоса, отвлекшие Джона от его блужданий по лабиринту записей дневника. Он высунул голову в окно, и увидев пару, шедшую вдоль дороги в сторону города, свистнул извозчику, чтобы тот остановил карету. Подъехав поближе, Джон окликнул их. Неторопливо они повернулись и, увидев рыжую голову незнакомца, торчащую из окна, и горящие любопытством карие глаза сначала скривили рты, не скрывая своего неудовольствия, а после натянули на лица неестественные, лживые улыбки. Это показалось странным даже извозчику, повидавшему на этом свете немало, отчего его передернуло. «Добрый день! Мы направляемся в Торнберг, в правильном ли направлении мы держим путь?»

Извозчик глянул на Джона как на слабоумного. Он знал дорогу, а потому в указаниях каких-то ненормальных людишек, встретившихся на дороге в жутком, темном лесу, явно не нуждался. Однако как только он хотел открыть рот, Джон одарил его суровым взглядом. Фыркнув, извозчик отвернулся, словно происходящее его больше не волновало и не интересовало. «Добрый. Если он для Вас такой, – проскрипела женщина. – Да, Вы едете правильно. До Торнберга осталось немного, пара километров. Вы сразу его увидите». Она махнула рукой в направлении движении кареты.

Джон внимательно осмотрел пару. Это были мужчина и женщина. Выглядели они так, словно отработали в поле под палящим солнцем десять часов без перерыва на обед. Бледные, но вспотевшие лица передавали не столько усталость, сколько мучительные страдания. Только вот, яркого солнца Торнберг, как и вся Англия, не видел уже давно, а проезжая мимо лугов, он не заметил ни там, ни поблизости ни единого человека. Это вообще были первые встретившиеся им на всем пути люди, что вызывало у него подозрения. В руках у них были небольшие узелки, как обычно, у сбежавших из дому людей. Джон улыбнулся и поблагодарил за подсказку.

– А Вы кто однако? К нам почти никто не приезжает. Что же Вас привело к нам? – прищурившись, спросила женщина. Она глядела на Джона презрительным, внимательным взглядом, стараясь забраться к нему как можно глубже и изучить его изнутри. Но Джона таким было не взять. Он крепко держался в любом разговоре и не позволял никому видеть больше, чем он сам считал нужным.

– Я – доктор Джон Чилтон, из городской больницы Лондона. Меня перевели сюда сегодня утром. Из Торнберга пришло письмо, в котором писали о необходимости врача, – он пытался достать любезность и дружелюбие, давно закопанные где-то глубоко внутри, не реагируя на уничижительные взоры.

Лица у пары мгновенно побледнели. Совсем немного, но это не осталось незамеченным для человека, который за все время работы врачом видел немало подобных лиц. Как живых, так и мертвых. Глаза его блеснули маленькой вспышкой, открыв первый кусочек мозаичной фрески с изображением главной тайны Торнберга.

– Кстати, не подскажите, что произошло с предыдущим доктором? Почему он покинул город? – теперь Джон, хитро прищурив глаза, вытаскивал из них то, что они явно не хотели обсуждать. Немного надменная улыбка появилась на его лице, еще больше смутив загадочных горожан.

– Он уехал. И возвращаться не пожелал, – проглотив ком сухости, тихо сказал мужчина, до этого времени сохранявший молчание. Он многозначительно взглянул на женщину, и та кивнула в ответ.

– Хорошей Вам дороги. Нам пора.

Их рты расплылись в улыбках, которым еще далеко было до естественности. Пара побрела в обратную сторону. Также не спеша, как когда их нагнала карета. «Почему они пошли назад? Неужели мы спугнули их своим присутствием?». Усмехнувшись, Джон глянул на извозчика. Тот смотрел незнакомцам вслед.

– Да, причудливый все-таки этот городишко. Не зря о нем ходит столько слухов, – задумчиво произнес он, даже не дождавшись, когда пара отойдет на приличное расстояние.