Anne Chelsey - Викторианский сад

Поблагодарив ее за все, Джон закрылся в своей комнате. Иногда до него доносились обрывки молитв женщины, и от этого он еще больше уходил в себя. Он долго лежал на кровати и раздумывал над всем, что рассказала ему вдова. Ему было не свойственно бездельничать или долго оставаться без работы, но сейчас он чувствовал, что должен все хорошенько обдумать.

Лишивший себя жизни граф, оставшаяся вдовой графиня, пустое и мрачное поместье и напуганные жители города. Все это было интересно и влекло Джона, понимающего, что один неверный шаг может сбросить его с эшафота. Он очнулся, только когда услышал голоса в прихожей. Один из них принадлежал вдове и звучал неровно и испуганно. Джон подкрался к двери и, незаметно ее приоткрыв, прислушался к разговору. Второй голос был также женским. «Кому понадобилось приходить к вдове в такое позднее время?» Солнце давно уже село, ветер поднялся, развеивая страдания людей, а все ставни и двери были заранее напрочь закрыты вдовой. На вопрос Джона, зачем она их так плотно закрывает, она лишь тихо ответила: «Так надо».

Выглянув из-за приоткрытой двери, Джон увидел шуршащий подол платья гостьи. Она прошла со вдовой на кухню, откуда до Джона доносился их короткий разговор.

– Это действительно хороший доктор? Его прислали из Лондона? – женщина явно была в возрасте. Это Джон понял по ее хриплому голосу.

– Да, – ответила вдова, – он прибыл сегодня днем. Хороший молодой человек. Любознательный, возможно, немного чересчур, но хороший. Я уверена, он сможет помочь, – Джон различил нежность, даже не видя вдову, а только слыша ее голос. Она явно улыбалась, говоря о нем. Она знала его всего день, но уже относилась к нему как к родному сыну.

– Хм, возможно, это лишнее, – женщина звучала немного надменно, и доктору Чилтону это не нравилось. – Этот безумный городишко нуждается в спасении, а не помощи. – Она говорила о нем как о спасителе, которым он не собирался быть. «Почему они не попытались сами себя спасти? – задавался он вопросом».

– Я все же думаю, нужно быть осторожнее. Он всего лишь мальчик, уже понесший потери от нашего города. Он прибыл сюда узнать о своей семье, а не спасать сотню людей.

– Ему нет нужды спасать сотню. Ему нужно спасти только одного. Мою дочь. И тогда все будут счастливы, как Вы этого все никак не поймете? – незнакомка явно все больше раздражалась.

– Люди сами стоят за своим счастьем, – продолжала возражать вдова, – пока они сами не научатся видеть радость, никто не сможет им помочь.

– Да как ты смеешь! – резко вскричала женщина, – твоя задача предоставить ему кров, а остальное тебя не касается! Мы направим его на нужный путь, а ты сиди в своей хибаре и радуйся, раз можешь!

Женщина вскочила, и подол ее юбки зашуршал в сторону двери. «Передай ему, что мы ждем его завтра к десяти в поместье. И пусть не опаздывает». Хлопнув дверью, она умчалась вместе с каретой.

– Ну что, Вы же все слышали, – произнесла вдова, подходя к двери Джона.

– Простите, я не хотел подслушивать, просто….

– Да, но это лучшее, что Вы могли сделать, – уголки ее губ снова приподнялись. – Эта «приятнейшая» женщина – баронесса Харрингтон, мать графини. Даже не испугалась мрака и холода, собственной персоной пожаловала.

– Почему она так с Вами разговаривала? Вы же были правы!

– Ха, такая уж она женщина. Всегда считала, что все должны делать всё за нее и для нее. Я работала на них, но около двенадцати лет назад переехала в Торнберг, встретив здесь мужа. Барон гораздо приятнее своей жены. Она всегда притворяется доброй и славной, но как только остается один на один с человеком чуть ниже ее по положению, теряет контроль. Чета Торншери обожала город и его жителей, чего не скажешь о ней, – она пожала плечами и крепко закрыла входную дверь.

Лежа в своей комнате и слыша тихое посапывание вдовы через приоткрытую дверь, Джон чувствовал спокойствие. Он крепко прижимал к груди дневник матери и никак не мог понять, связана ли его жизнь с покойным графом и беспокойной графиней. Чего хочет от него баронесса? Из-за наглухо закрытых дверей и окон дом был погружен во мрак. Джон не мог заснуть, а потому встал и зажег свечу, прикрыв дверь. Он сел за стол и еще раз открыл дневник. Так и не прочитав его полностью, он просто переворачивал страницы. Ему было немного не по себе, когда он упирался глазами в строки о покойном отце. Одну за другой он листал страницы, как вдруг его внимание привлекла маленькая, сложенная в несколько раз бумажка. Развернув ее, он увидел молитву похожую на те, что в сборнике вдовы. Только написана она была не рукой матери. Почерк был грубым и ровным, чтобы каждое слово можно было без труда разобрать: «Всё, что Вам нужно – я. Почитайте меня, и я принесу Вам свет и покой». «Что за странные слова? – Джон не мог поверить, что это действительно строки из молитвы. – Что за бред? Разве священнослужитель может говорить такое людям?» Внимательно прочитав молитву от начала до конца, Джон не смог понять, как призыв к обожанию кого-либо принесет мир? Аккуратно сложив листок и положив в свой карман, он погасил свечу и лег на кровать. Он сразу заснул, но в голове продолжали кружить строки, крепко впивающиеся в память.

Поместье Торншери гордо возвышалось над городом, стоя на небольшом холме, точно вот-вот поднимется в небо и улетит, оставив на земле лишь воспоминания о себе. Доктор Чилтон разглядывал его, пока карета изворотливо старалась как можно аккуратнее объезжать камни и выступы на извилистой дороге, что поднималась и сужалась, огибая дремучие леса и оставляя жителей городка наедине со своими догадками. Это было что-то среднее между домом, в котором по вечерам семья собирается возле камина, и замком, что в Трансильвании привлекает своими историями о вампирах. Хотя поместье графа было окутано множеством тайн и загадок, а жители города то и дело пускали разные слухи, оно выглядело не так мрачно, как Джон предполагал. Сухие и корявые гаргульи соседничали с резными фресками и разноцветными витражами, колючий шиповник, огибающий стены замка, приветствовал виноградные лозы, тянущие ветки к остаткам солнца. Всё это приносило некую гармонию, что успокаивала взгляд после густых и темных лесов.

Отдать должное нужно было графине. По словам кучера, именно она приложила к этому руку, отдав приказ сразу по прибытии посадить больше деревьев к уже имеющимся, украсить замок как снаружи, так и изнутри, выровнять кусты и засадить все цветами. Цветение, по ее мнению, подобно перерождению. «Вы бы видели поместье летом, – мечтательно произнес извозчик, – всё цветет, а аромат распускающегося сада такой сладкий, что дурманит голову и затуманивает все мысли».