Ольга Клюкина - Художник и его мамзель

Зато тревога о муравьях хоть немного отвлекала от другой, ужасной мысли.

А вдруг телефонный звонок в райском саду ей просто-напросто почудился?

Кто из молодежи не знает эти небольшие комнаты в ресторане «Магнолия», расположенные в полуподвальном помещении отдельно от основного зала, которые завсегдатаи привычно называют «закутками»?

Ничего особенного: действительно, укромные закутки со столиками на двоих, интимным полумраком и мгновенным обслуживанием.

Люба хорошо знала это место по прежним временам, когда приходила сюда вместе с Денисом и он уединялся в закутках с нужными людьми, обсуждая свои мужские дела.

Денис сидел за столом, подперев рукой щеку, и в первый момент Люба его не узнала. Он сильно похудел, побледнел, а при таком освещении и вовсе казался каким-то прозрачным, почти нереальным.

Люба с трудом сдержалась, чтобы не броситься ему на шею и убедиться, что это на самом деле он, а не привидение. Вот тебе и Париж, кругосветные круизы, уютное семейное гнездышко на берегу моря и прочие, до смерти обидные фантазии.

Что-то было непохоже, что все это время Денис где-то развлекался в свое удовольствие. Люба никогда прежде не видела его таким растерянным, прямо-таки затравленным.

Но она нашла в себе силы лишь сдержанно кивнуть и изобразить слабое подобие улыбки.

– Привет, – сказала она негромко.

– Привет, – ответил Денис и замолчал. Некоторое время они сидели молча, как два каменных истукана, и смотрели друг на друга.

– Выпить хочешь? – спросил наконец Денис, кивнув на столик.

Только теперь Люба заметила, что на столе уже стояли начатая бутылка коньяка, рюмки, какие-то закуски.

Она помотала головой: сначала в знак протеста, а потом в знак согласия. Он волнения у нее в горле почему-то застрял ледяной комок. Может, хоть глоток коньяка его растопит, пока она совсем не задохнулась?

Денис молча налил в пустую рюмку коньяк, и Люба сделала короткий обжигающий глоток. От волнения она забыла, что нужно было дождаться, пока Денис нальет себе тоже, чтобы за что-нибудь выпить вместе.

«Интересно, сильно ли будут дрожать руки, если закурю?» – подумала Люба, начала судорожно рыться в сумочке, но тут же вспомнила, что теперь ей нельзя курить. Но зачем-то продолжала делать вид, как будто все еще ищет зажигалку.

– Как твоя командировка? – поинтересовалась Люба как бы между делом, продолжая безуспешные поиски.

– Нормально, – тусклым голосом отозвался Денис.

– Закончилась?

– Не совсем, – помолчав, сказал Денис. – Завтра снова уезжаю.

– Ясненько… Ты потерял свои швейцарские часы? Может, думаешь, что я их украла?

– Да нет, что ты, что ты! – даже испугался Денис. – Просто пришло в голову, что ты могла их где-то видеть.

Наконец-то Люба нашла эту дурацкую зажигалку и зачем-то несколько раз пощелкала. Нужно ведь было куда-то девать глаза, руки, закипающие где-то в глубине слезы?

– Ты лучше у конвойного моего спроси, – пожала плечами Люба. – Такой рыжий верзила. Славка. Да знаешь ты его! Он мне всего полчаса дал на сборы, куда-то торопился. Или еще кого-нибудь из твоих.

– Они такие же мои, как твои, – сквозь зубы процедил Денис, налил себе в рюмку коньяку и тоже выпил.

Они сидели рядом, но были – как чужие. Даже пили каждый сам по себе, по одиночке, словно запойные пьяницы.

Ничего ужаснее такой встречи и представить было невозможно.

Больше всего Люба боялась выдать себя дрожащим голосом и старательно молчала. Если у него все нормально, то у нее чем хуже?

К тому же завтра Денис снова, оказывается, уезжает. Без всяких объяснений, как будто так и надо.

Да и кто она для него? Не жена ведь, в самом-то деле. Так, содержанка, женщина для приятного досуга.

Этот бледный, замкнутый человек, сидящий напротив, был совсем другим, не прежним Денисом – отцом ее малыша. Нужно ли ему что-то рассказывать о ребенке?

– Ну и где же ты теперь? С кем обитаешь под одной крышей? – наконец нарушил молчание Денис.

Он спросил это таким неприятным, насмешливым тоном, что Любу от обиды передернуло. Знал бы он… Она хотела тоже ответить ему что-нибудь резкое, под стать его идиотскому вопросу, но… осеклась.

У Дениса и без того был слишком замученный вид.

– Ни с кем. Одна. Сама по себе, – сказала Люба.

– Одна? – протянул он насмешливо. – Надо же… А у меня совсем другая информация. И Антошу я слишком хорошо знаю, он от своего никогда не отступится. Быстро он тебе протянул руку помощи? Хоть три дня после моего отъезда выдержала?

Люба даже зубы сжала, чтобы не выкрикнуть Денису в лицо что-нибудь злое, обидное. Чтобы он наконец-то очнулся.

Она уже открыла рот, но… вдруг отчетливо увидела перед собой лицо Павлуши, его голубые, удивленные глаза. Он точно сумел бы сейчас сохранить спокойствие. Этот человек научился быть самим собой, по-детски искренним в самых непредсказуемых ситуациях, даже если это окружающим вовсе не нравилось.

– Все это время я тебя ждала, – повторила Люба твердо. – Куда ты пропал? Я каждый день ждала твоего звонка. При чем здесь Антон?

И подумала: вот-вот, Павлуша ее сейчас точно бы одобрил.

Может быть, искренность – это как раз и есть высший вид бесстрашия?

Почему она сейчас должна изо всех сил прятаться от самой себя, от самого любимого на свете человека? Кончится тем, что они навсегда разойдутся в разные стороны, как чужие, и потом уже ничего нельзя будет исправить. Ничего и никогда. Но ведь сейчас ей дается шанс, один последний шанс…

Люба отодвинула стул от света, чтобы не видеть отстраненное, неузнаваемое лицо Дениса, и начала торопливо рассказывать ему все с самого начала: о том, как ее выгнали с работы и из квартиры, как она сидела в парке и не знала, куда идти, как спряталась от дождя в мастерской художника, о настойчивых звонках Антона. И даже о Сережке Маркелове с его последней, идиотской акцией.

Она говорила очень быстро, не выбирая красивых слов и больше всего боясь, что Денис перебьет ее какой-нибудь насмешливой репликой, и тогда она не сможет продолжить свой рассказ.

– Налей мне сока… немножко, – наконец сделала короткую паузу Люба. – Горло пересохло.

Денис потянулся к кувшину, но рука его на полпути свернула и опустилась на Любину ладонь.

– Бедная моя девочка, – сказал он тихо. – Если вы я только знал…

Его рука была теплой, нежной и до боли знакомой. Люба низко опустила голову, но, заметив, что на скатерть упали две слезинки, быстро закрыла мокрое место рукой.

Денис сидел в прежней позе, горделиво вскинув голову. Только маленькой короны на голове не хватало. Но глаза у него теперь были совсем другие – влажные, растерянные, родные…

– Я была для них обнаженной натурой, – сказала Люба, улыбаясь ему сквозь слезы. – Но только обнаженной – до самой души, понимаешь?