Марта Поллок - Остров везения

– Я это все понимаю. Но ты только посмотри! – Он указал ей на большую пастель, изображающую несколько обнаженных фигур на фоне папоротников и восточных ковров. – Как я могу пройти мимо художника такого масштаба, когда любую его работу у меня купят прежде, чем я успею ее выставить?

Так вот что за картинки смотрел Александр, когда Густав поехал за ней! Проглотив смешок, Маргрит несколько минут внимательно рассматривала пастель. Потом изучила другие работы, а под конец обратила внимание и на саму комнату, большую, но обжитую и очень уютную.

Потертые полотняные чехлы закрывали превосходную мебель. На стенах висело не меньше дюжины неравноценных по качеству, но гармонирующих с интерьером картин, темный деревянный пол был покрыт коврами разных цветов. На полках стояли журналы и книги и – как завершающий штрих – огромная ваза из хрусталя. Маргрит внезапно поняла, что эта комната очень близка ей по духу, как, впрочем, и весь дом. Хотелось свернуться на этом длинном диване клубочком и подремать в свое удовольствие…

Но, прежде чем она смогла бы осуществить свое намерение, вернулся Густав.

– Если вы готовы отважиться пообедать, то прошу к столу, – добродушно сказал он.

– Один из художников, – как бы между прочим начал Александр, идя вслед за хозяином в маленькую, залитую солнцем столовую, – подает некоторые надежды… Конечно, техника еще сыровата… Но милая непосредственность очень располагает. Естественно, мне трудно что-, либо обещать, но я могу попытаться продвинуть этого молодого человека. На начальной стадии поддержка жизненно необходима любому мало-мальски талантливому художнику…

Маргрит старалась не смотреть на него. Все уловки Александра она знала наизусть: преуменьшить свою заинтересованность, потом исподволь проследовать от безразличия к снисходительности и, когда жертва почти уже в руках, подступить с ножом к горлу, то есть с контрактом, и наложить лапу на любой мазок на бумаге или холсте, который художник сделает за ближайшую сотню лет. Ее босс всегда настаивал на исключительных правах на произведения «своих» подопечных.

Войдя в столовую, Маргрит тут же заинтересовалась содержимым красивой керамической плошки, стоящей на буфете. Это было нечто, отливающее всеми оттенками зеленого, желтого и розового.

– Экономка сказала, что это десерт из персиков, – пояснил ей Густав. – Он станет кульминацией обеда… если, конечно, прежде мы не отравимся.

– Так вы говорите, что лично знакомы с некоторыми авторами собранных вами работ, – вновь начал Александр, щедро накладывая себе стряпню Полин. – А не знаете ли вы случайно… э-э-э… чего-нибудь о молодом художнике, пробующем себя в пастельных композициях?

Густав намазал маслом два крекера, один Маргрит, другой себе.

– Ее зовут Валери Норен. И она мой хороший друг… А что? – поинтересовался он с таким наивным видом, что Маргрит, подавив улыбку, быстро опустила глаза.

Он отлично понимает, что происходит, догадалась она. Человека, который сумел собрать такую превосходную коллекцию, так просто вокруг пальца не обведешь. Но неужели на острове живут и художники? Вот это новость. Кто же такая эта Валери Норен?

Густав протянул Маргрит крекер и кивком указал на домашние сосиски с капустой. Но она покачала головой, собираясь дождаться десерта.

Александр тем временем не умолкал. Возможно, ему удастся уговорить представителя одной из второстепенных стокгольмских галерей взглянуть на пастели и, может быть, даже выставить их. Но Маргрит-то было хорошо известно, что босс и на милю не подпускал к своим открытиям мало-мальски сведущих агентов.

– Вы, конечно, понимаете, у нашей галереи свои требования, – пробормотал он извиняющимся тоном. – Я не могу обещать своего личного участия, по крайней мере, официально…

Маргрит отчаянно сжала губы и поспешно отвернулась, чтобы не видеть глаз Густава. Они давно разговаривали одними взглядами и даже смеялись вместе над некоторыми фразами из трескучего монолога Александра.

Когда пришло время десерта, Густав тактично отверг предложение галерейщика показать принадлежащую ему пастель с обнаженными фигурами «кое-кому из специалистов».

Зато согласился познакомить его со своим очень хорошим другом Валери Норен.

«С очень хорошим другом». Эти слова звучали в ушах Маргрит, когда она смотрела, как Густав выходит из столовой, двигаясь с чисто мужским, характерным для него изяществом.

Она почувствовала болезненный спазм в желудке, ничего общего не имеющий с симптомами пищевого отравления. Каков интриган!

Договорившись об импровизированном ужине в мастерской своей подруги-художницы, Густав предложил гостям совершить экскурсию по ферме.

– Нет-нет. Нам с Маргрит нужно еще обсудить кое-что важное, – заявил Александр. – Я, знаете ли, человек крайне занятой. И хотя в другой раз с удовольствием осмотрел бы… э-ээ… скотный двор, но теперь, к сожалению, вынужден отказаться за нас обоих. Вы уж не обижайтесь, приятель.

Как и все остальные помещения дома Густава, библиотека – она же кабинет хозяина – была отмечена печатью его индивидуальности.

В последних поколениях семейства женщин было немного, и в доме воцарился стойкий мужской запах. Здесь пахло кожей, ружейным маслом, табаком.

На кожаном диване лежали закрытая книга и стоял поднос с пустой бутылкой из-под шампанского и двумя бокалами, которые экономка не успела убрать. Интересно, с кем это Густав пил и когда? – подумала Маргрит. Рядом с диваном в высоком хрустальном с серебром кувшине красовался одинокий цветок магнолии – нелепый женский штрих в холостяцком быту.

Маргрит невольно подумала о женщине, которая стала женой Густава. Долго ли длился их брак? Почему распался? Они жили здесь или где-то в другом месте? Лучше бы в другом. Поймав себя на этой мысли, Маргрит рассердилась на свою излишнюю чувствительность. Какое ей дело до бывшей жены Густава? Особенно сейчас, когда рядом находится человек, сделавший ей предложение… Правда, она не собиралась его принимать. Но к хозяину дома это не имело ровным счетом никакого отношения. Или все-таки имело?..

Глядя в стену, на которой висели в рамках фотографии быков разных пород, молодая женщина пыталась отогнать от себя мысли о Густаве Бервальде, но они упрямо к ней возвращались. Ей предстоял серьезный разговор, нужно было как следует собраться, чтобы чувствовать себя уверенно.

Конечно, на эту тему лучше было бы поговорить с Александром где-нибудь в другом месте, например в незнакомом ресторане. Где угодно, лишь бы подальше от заваленного бумагами письменного стола Густава, его соломенной шляпы, небрежно брошенной на потертый кожаный стул…