Марта Поллок - Остров везения

Пока Александр долго выбирал себе место, подтягивал у колен тщательно отглаженные брюки и раздражающе медленно усаживался, Маргрит с трудом сдерживала себя. Но она твердо решила отказать ему с наивысшим тактом, на который только была способна.

– Маргрит, насколько я понял из слов Густава, ты не собираешься возвращаться со мной.

Может, мне удастся тебя переубедить?

Молодая женщина со вздохом опустилась на краешек стула напротив, жалея, что после второго за утро купания у нее не было времени обновить макияж. Сейчас он бы ей совсем не помешал.

– Александр…

– Если же нет, – словно не слыша ее, продолжал он, – то я бы тебе предложил передать мне полномочия в деле с адвокатами твоего бывшего мужа. Видишь ли, на следующей неделе будет выставлена на продажу маленькая, но необычайно ценная коллекция английских миниатюр, которая должна восполнить…

– Александр! – Маргрит была настолько раздражена, что напрочь забыла о своем решении вести себя крайне деликатно.

Он остановил ее жестом ладони, такой же розовой и гладкой, как у самой Маргрит.

– Знаю, дорогая, что ты не желаешь вникать в подробности. Вот и я хочу уберечь тебя от хлопот, и, поскольку завещание скоро будет официально утверждено, мы могли бы кое-какие второстепенные…

– Александр, замолчи! Я уже решила, как распоряжусь имуществом Карла. Спасибо тебе за заботу и желание помочь. Но, видишь ли, я не могу принять твою помощь со спокойной душой, потому что абсолютно уверена: Карл вовсе не собирался оставлять меня главной наследницей. Я много думала об этом. В его возрасте завещанию не придают большого значения.

Он мог даже и не помнить, что изменил его после нашей свадьбы, а потом было уже слишком поздно. Так что видишь…

– Нет, не вижу! – прервал ее босс. – Карл прежде всего хотел бы, чтобы его коллекция оказалась в руках знающего человека. У него один Модильяни чего стоит!

– Александр! Послушай, – ответила ему Маргрит, – я собираюсь поговорить с прямыми наследниками Карла и убедить их не возражать против передачи его коллекций в Национальную галерею. В таком случае ценные бумаги пойдут на оплату административных и прочих расходов. Ведь, насколько я понимаю, потребуются дополнительные средства на хранение и экспонирование этого собрания художественных произведений. Не говоря уже о налогах…

Было и еще кое-что, но Маргрит сейчас не хотелось вдаваться в детали. А речь шла о чувстве собственного достоинства. Она не желала иметь ничего общего с человеком, который почти полтора года ее жизни превратил в ад, ни разу даже не повысив голос, а лишь с улыбочкой нанося оскорбления, после которых она переставала уважать себя и как личность, и как женщину. Завещанные Карлом ценности Маргрит воспринимала как своего рода материальную компенсацию за причиненные ей страдания. А на это она пойти никак не могла.

Сомнения в своей полноценности отравляли существование молодой женщины даже после развода. Именно эти сомнения и отчаянное желание избавиться от них вкупе с лихорадочным ритмом жизни и постоянной нервотрепкой на работе привели к тому, что Маргрит окончательно выбилась из сил.

Только теперь, по прошествии времени и вдали от привычного окружения, обрела она способность к трезвым суждениям и смогла дать оценку своей семейной жизни. Маргрит поняла, что, порождая в ней комплексы, Карл тем самым, видимо, заглушал свои собственные, запрятанные глубоко в душе.

К счастью, здесь, на острове, она неожиданно ощутила себя женщиной, достойной уважения. Ей не надо было его покупать или получать в наследство. У нее есть работа – по крайней мере, молодая женщина очень на это надеялась, если, конечно, удастся отказать Александру достаточно тонко и тактично. Но что бы ни случилось, она твердо стоит на ногах и без куска хлеба не останется. Никогда больше ее самооценка не будет всецело зависеть от того, что о ней думает мужчина.

Царственно выпрямившись и подняв голову, Маргрит произнесла:

– Александр, боюсь, я не смогу выйти за тебя замуж.

Его улыбка была скорее похожа на снисходительную гримасу.

– Ты все еще не пришла в себя, дорогая. Я и сейчас не одобряю твоего решения съездить на родину. Питаться одной рыбой в таком захолустье, конечно, забавно. Но это совершенно не то, что тебе нужно…

– Рыбой?! В захолустье?! – воскликнула она, не веря своим ушам. – Это ты о моем родном острове?!

– Сейчас мы не будем обсуждать этот вопрос, дорогая. Но, учти, я не принимаю всерьез твоего отказа, – спокойно ответил ей Александр. – Конечно, за последние месяцы ты переутомилась, но поскольку все же осталась трезвомыслящей женщиной, то не сможешь привести ни одного разумного аргумента против нашего брака. Все будут в его пользу. Так что просто подождем еще немного.

Обреченно вздохнув, она не пыталась больше перечить Александру. Когда босс в таком настроении, переубеждать его было бесполезно.

Трезвомыслящая женщина! Что ж, придется поддержать репутацию, решила Маргрит. Ее новорожденное «я» не понесет существенного урона, если она не станет пока настаивать на своем. И молодая женщина перевела разговор на новое открытие Александра, на то, как быть с художницей, если, конечно, удастся заполучить ее работы. Маргрит была вовсе не уверена, что госпожа Норен не заключила уже соглашения с какой-нибудь галереей. Это только Александр свято верил, что цивилизация простирается на юг не дальше Мальме.

Когда, высказав все свои соображения на сей счет, Маргрит поднялась, чтобы идти, Александр уже тянулся к телефонной трубке.

Молодая женщина была еще в комнате, но он уже начисто забыл о ее существовании.

У самого дома Густава Маргрит обнаружила садик с розами, совсем заросший и наполовину затененный огромной сосной. Запрокинув голову и прикрыв глаза, она вбирала всем телом влажный пряный воздух, идущий от сырой земли. Легкий ветерок облепил юбку вокруг бедер и приклеил к порозовевшей щеке прядь блестящих волос.

Издалека донесся раскат грома, и она не услышала шагов Густава.

– Ну как, есть у меня талант садовода? – спросил он, остановившись рядом с ней.

И вновь его низкий тягучий голос вызвал в молодой женщине живой отклик. Ей пришлось сделать усилие, чтобы его подавить.

– Ни капли, но это-то мне и нравится, – призналась Маргрит. До нее донесся мускусный запах, которым была пропитана его рубашка, хотя он и переоделся перед обедом.

Должно быть, она слишком уж явно повела носом, потому что Густав сухо произнес:

– Извини. Ты, наверное, сто лет уже не была на скотном дворе.

Не могла же она ему сказать, что запах, въевшийся в его одежду, вызывает у нее сильнейшее возбуждение.

– Испытай меня. Я могу без опаски подойти к любой корове, – усмехнулся он.