Магдалина Шасть - Просто ты меня не любишь

Вы на меня не шикайте только, я с детства люблю вычурно выражаться, мечтами о любви жить, романтикой разной. Мама очень осуждает, говорит, что я в голову стрельнутая, по малолетству даже к психиатру водила – кукуху проверять, но в психушке сказали, что с башкой полный порядок и порекомендовали попить валерьянки. Маме валерьянки, не мне. Мне не надо.

Оказалось, что тому, кто о камни равнодушия приложился, положено больше не рыпаться и лежать как можно пристойнее, дабы видом своим напоминать обидчику о его несовершенстве. А я взяла и поползла в другую сторону. Чтобы ни солнце то поддельное не видеть, ни камни, ни крылья свои подбитые. А куда ползти-то? К родительскому очагу. Туда, куда меня не звал никто, вообще-то.

Короче развелась, бывший муж замок поменял, идти куда? К мамуле с папулей. Везде долевая собственность вроде, а на деле хрен без редьки, хоть башкой на противень. Родители в штыки: предки терпели, а ты куда? Мы друг друга бесим, тошним ночами, но живем же? Бабушка с дедушкой всю жизнь вместе, всю жизнь. А ты? Подумаешь у мужа пол района трахано, он мужик и ему можно. А ты, дура тупотвердая, сиди теперь одна и соплями в подбородок дуй. А я мало того, что разведенка, так еще и ухажеры прилипучие, не смотря на ребенка родного, да возраст христов, не иначе вышкварка гулящая, тра-ля-ля. Вкратце, мысли из-под той стороны баррикад.

А я? Что я? И образование высшее, и работа постоянная, а денег… В общем, судиться еще и судиться. И в душе все кошки от тоски загнулись и не скребут лишь потому, что дохлые. И вина моя в том, что Сашка, единственная моя отдушина, звонит мне по телефону и зовет на улицу гулять. Предаю дитя, короче, как могу. С ней нельзя, потому что “бе-бе-бе”, без нее нельзя, потому что “ля-ля-ля”, когда она в школе – тоже невозможно и сразу резко некому сидеть стало со школьницей, которая уже и яичницу самостоятельно пожарит, и до магазина за вермишелью с сахаром дойдет, прям резко… И мать я не мать, а чучело приплюснутое, хоть всему этому и научила, несчастного отпрыска, видимо, чтобы самой ничем, кроме гулянок, не заниматься. Классика, будь она неладна.

Хуже всего, что никто не предупредил меня, что нужно самой на ноги встать, все в мужнину собственность вложено. И мама, которая говорила, что только мать в этой жизни для ребенка опора… Я ж и есть ребенок ее. Единственный. И мне нужно всего-то ничего: немножко поддержки, временной, блин. Можно просто не разговаривать даже. Наверное, последнее лучше всего.

Но поддержки нет. Видимо оттого и с Сашкой не угадала я.

Относительно спокойно я ускользаю из подернутого снотворной дымкой отчего дома, когда солнце уже садится. Папа бесстыдно попердывает на диване пьяненький, мама довольно клюет носом над чашкой остывающего чая, дочура уплетает кукурузные палочки перед монитором с бродилкою. Благодать.

– Привет, – красивые голубые Сашкины глаза смотрят на меня с преданной тоской, – С днем рождения! – букет хризантем мне в руки, – Там внутри подарочек, – в букете можно разглядеть маленькую коробочку для ювелирного украшения. Блин, неужели колечко? Ну не.

– Спасибо! – с придыханием восклицаю я, беспомощная маленькая неумеха, и целую Сашку в теплые и вкусные губы, – Ой, что там?

– Посмотри.

Я торжественно извлекаю загадочную коробочку, открываю ее с нескрываемым трепетом. И не нужно думать, что там окажется магнитик для холодильника! Это было бы слишком показательно. Там серьги, красивые золотые серьги с зеленым камушком. Конечно же, я очень рада. Кольцо он без меня выбирать не пойдет.

– Ах, спасибо, какие красивые! Я надену?

– Конечно, они же твои, – Санек сияет, как ясный месяц. Красивый у меня мужик. И любит меня. И подарки дарит. Никто не любит меня, все орут, а он, видишь, постарался. Искал, готовился. Я чуть ли не плачу. Я вставляю серьги в уши и любуюсь собой в зеркале. И я красивая. И зря я говорю, что я никчемная. Мне вон как повезло. Вон как.

В баню мы попадаем не сразу. Предусмотрительно купленная мной бутылка вискаря очень выручает, так как, по словам любимого, он после запланированной, между прочим, покупки в ювелирке вовсе банкрот. Немножко гложет, что оплачивать баню и прочие утехи придется мне, но день рождения-то мой, ежегодный. Ничего. И пива купим… Конечно, куплю.

Вариант для СПА нам достается, мягко говоря, эконом. Кривобокая парилка и гудящий водопроводными трубами микроскопический бассейн в узкой тесноте обложенных кафелем стен наводят на мысль о доступности этого кабинета для множества разноплановых нищебродов. Уже подвыпивший Сашка стаскивает с меня пальто и платье, жадно цепляется за лифчик.

– Я сама, – отвратительное чувство, что за нами подглядывают, не дает мне расслабиться. Санек обиженно отстраняется и, оперативно, раздевшись, эффектно разбегается и прыгает в воду бомбочкой, обдавая выложенный дешевой плиткой пол душной сыростью. Интересно, сколько тут хлорки? Не хватало еще опять покрыться крапивницей, как в позапрошлую пятницу.

– Ну ты скоро? Сама…

Я торопливо раздеваюсь, бессознательно стараясь прикрыться. Шажок из раздевалки по скользкому полу, второй. Хотя бы сланцы с собой прихватила! Здесь даже одноразовых не предусмотрено. Видимо, бизнес у хозяина побочный. Аккуратно присоединяюсь к Саньку, стараясь не поскользнуться. Мое обнаженное тело кажется мне беззащитным и жалким. Короче, на секс настроиться практически невозможно. Сашка призывно смеется и прикасается ладонью к моей лодыжке.

– Ну иди же сюда, наконец, – почти кричит он в оглушительном грохоте водопроводной феерии, – Как же я соскучился!

Блин, придется целоваться. Сашкины прикосновения немного расслабляют меня, и я доверчиво подставляю свои губы навстречу его губам, но вскоре снова глупо скукоживаюсь от навязчивого отвращения к обстановке. Может, выпить?

– Саш, а не выпить ли нам? – предлагаю я застенчиво, стараясь сгладить нарастающее раздражение игнорируемого любовника. Его уже наливающиеся дурной обидою голубые глаза чуть добреют.

– Ну, можно, конечно, – он тянется за бутылкой вискаря, которую пару минут назад предусмотрительно умыкнул с собой, и неловко высовывается из бассейна. Я вижу его голую бледную спину с кровоподтеком на боку. Освещение здесь отвратительно желтое, слишком яркое.

– Может, стеклянные стаканчики попросим? Я пока в парилку.

Я, как могу, грациозно выпрыгиваю из бассика, добегаю до полочки с бельем и быстро закутываюсь в застиранную до дыр простыню. Наконец-то спряталась. Сразу становится как-то спокойнее. Санек неохотно вылезает из теплой воды, неодобрительно зыркая на меня исподлобья.

– По мне и пластиковые сойдут. Не графья! – злобно высказывается он и вальяжно направляется к двери, небрежно обмотавшись полотенцем, – Забыла с кобелем своим списаться? Вешаешь лапшу мне?