Анна Пумалайнен - Солнце в окнах

– Да, конечно, – сказала Эля, просто чтобы что-то сказать. Её всегда удивляла эта барская простота: «Получите, конечно, мало»… Вот зачем она это сказала?! Я же ногу сломала, а не в уме повредилась! Или Марина думает, что я сломала ногу, свалившись с Луны, и теперь жду чудес – повышения зарплаты на больничном?!

– Поправляйтесь, мы вас очень ждём, – закончила директриса, сделав ударение на слове «очень».

Елена Борисовна работала педагогом по изобразительному искусству в художественной гимназии, гордящейся своими строгими стандартами обучения. Приближались экзамены, и Элька понимала, что «выбрала» для «больняка» самое неподходящее время. Учителя работали строго по графику, заявления на отпуск писали заранее, замещать коллег обычно никто не хотел.

Элька посмотрела на свою ногу в лангете, как-то отстраненно лежащую рядом на кровати. Удивительно, как не замечаешь части своего тела, пока они не заболят… «Чёрт! – подумала Элька, – зачем я пошла на эти дурацкие танцы! Вспомнила детство! На фиг эти флэшбеки?! Кому они нужны? Когда я уже повзрослею, действительно?!»

Первый поход в туалет по сложности хотелось сравнить с покорением полюса Земли. Нога не болела, потому что Эля не наступала на неё, а прыгала. Добравшись до постели, женщина какое-то время отдыхала от похода, но затем лежать ей стало скучно: «Не может быть, чтобы я не смогла дойти до кухни и сварить себе кофе! Да хоть ползком!» Ах, да… Только сейчас она вспомнила, что где-то в коридоре стояли выданные напрокат костыли.

«Сначала кофе, потом все остальные дела», – строго сказала она внутреннему бухгалтеру, занудно канючащему в голове: «И на что мы теперь будем жить…?»

Эля осваивала костыли. При переправе по коридору в глубинах шинированной ноги появилась ноющая боль, держаться вертикально больше помогали стены, чем эти ходули в подмышках. Когда миссия была выполнена, а Элька села на стул, пристроив пострадавшую конечность на соседнем табурете, в кармане халата зазвонил телефон. Это был её вчерашний герой, «мужчина в сером» Виктор. Эля всегда ощущала переход к разговору с другим человеком, как ступеньку, которую надо увидеть издалека, подготовиться, и … всё равно неудобно. «Алло. Да, здравствуйте… Как у меня? Да, нормально. Нет, Виктор, помощь не нужна, справляюсь, мне сын помогает. Спасибо, что беспокоитесь. И ещё раз спасибо вам за вчера». Эля всем телом чувствовала неудобство этого разговора. Её удивляла эта его уверенная и спокойная манера, она даже казалась ей немного угрожающей. «Почему он так настойчив? Разве не было видно вчера по моему лицу, что он мне не понравился и что мне просто неловко ему отказать? Странный какой-то… Совсем, что ли, гордости нет?» Что-то мешало Эле сказать напрямую: «Виктор, я благодарна вам, но извините, вы не в моём вкусе, поэтому я не вижу смысла терять наше с вами время. Не звоните мне больше». Что-то мешало, впрочем, как и всегда. «Хорошо, я позвоню вам, если что-то будет нужно. Обещаю, – без зазрения совести соврала Эля. – Да, можете позвонить попозже, конечно. До свидания!» – частила она в телефон, лишь бы побыстрее закончить разговор.

Повесив трубку, Элька почувствовала облегчение – двумя разговорами с людьми стало меньше. Положение, в котором оказалась редко болеющая Эля, было настолько необычном, что ставило ее в тупик. Она никогда не просила о помощи. Даже после похода к психологу это не изменилось. Ей не помогло. Мысль о том, что она может быть кому-то обузой, может тратить чьё-то время, выглядеть или казаться беспомощной вызывало просто непереносимое чувство. На вопрос психолога «А почему – нет?» Элька неожиданно для себя горячо возмутилась: «Знаю я этих бедняжек, «слабых», «беззащитных» – актрисы больших и малых театров! Раздающие задания направо и налево, уверенные в том, что окружающие живут, чтобы их выполнять! Ну, разумеется, ни у кого же нет других планов, кроме как подчиняться их капризам и приказам! «Слабый» пол! Как же, «слабый»!» – она осеклась тогда, не желая дать волю ярости, поднимающейся из груди и перехватывающей горло. Психолог попросила продолжать, но Элька помрачнела и замолчала. Эта ярость не была для неё тайной за семью печатями. В детстве ей капризничать не разрешалось, а младшая сестра только и делала, что надувала губки по любому поводу. Однажды Элька глубоко заснула, зачем-то перед этим заперев дверь в спальню, и не слышала, как взволнованная мама долго стучалась. А когда проснулась и открыла замок, то получила трёпку за то, что «врала и прикидывалась, актриса!». С тех пор слово «актриса» стало для неё однозначно ругательным. «Да нет! Конечно, я попрошу, когда буду уверена, что этот человек мне настоящий друг, или когда будет ну очень сильно надо, или когда…» – утешала себя Эля. Но в жизни это «когда» никогда не наступало, отодвигаясь до неопределённых времён и ситуаций.

Кофе был выпит, откладывать мысли о возникшей проблеме дальше было некуда. Элька уныло задумалась о бухгалтерии. Накоплений у неё не было, от зарплаты осталась сумма, на которую можно было жить примерно месяц, если экономить. Репетиторство? Преподаватели брали учеников для подготовки в ВУЗы и художки обычно осенью и потом занимались с ними до лета. Символические алименты выглядели скорее насмешкой. Бывшего мужа просить – не вариант, ей сразу вспомнились те считанные случаи, когда она обращалась к нему после развода. Иногда ей казалось, что, сумей он убить её без последствий – не сомневался бы ни минуты. Да чёрт с ним! И всё-таки надо что-то быстро придумать – оплату квартиры надолго отложить не удастся. Отодвинув мысли про займы и кредиты куда подальше, Элька решила хорошенько подумать ещё раз. «Не может быть, чтобы я ничего не придумала… Раньше всегда получалось! Что-то вчера уже было про деньги… А, Марго говорила… говорила… продавать свои картины! Приятно, конечно, помечтать! Но не легче ли продать, например, недавно купленный телефон и пользоваться пока старым? Сколько он там стоит? Нет, не вариант».

В одном отношении Маргоша была, безусловно, права: пора бы уже что-то предпринять для увеличения своих доходов. Они с сыном жили на съёмной квартире, выбранной как удачный компромисс между сносной ценой, наличием двух комнат и не слишком мерзким видом из окна. Жильё им сдавала бойкая приземистая женщина Ирина с громким голосом и наигранным смехом. Ничего плохого о ней Элька сказать не могла, возможно, потому, что ни разу не задерживала квартплату, не заливала соседей и вообще была образцовым арендатором. Как она отреагирует на просьбу подождать с оплатой – было неизвестно.

Эля опять почувствовала грусть. Бывшие одноклассники один за другим покупали квартиры и машины, ездили за границу. Институтские тоже не отставали, если кто-то из них и снимал скромную квартирку, то в Швейцарии. Неужели она так и будет всю жизнь жить на съёмных квартирах, еле сводить концы с концами?! Сказать по правде, этот вопрос не особо волновал Элю в обычное время, но сейчас время не было обычным.