Ирина Абеляр - Рапсодия для двоих

Осторожно присев на самый краешек кухонного монстра, Светлана бережно взяла в руки свою любимую тарелочку. На её металлической поверхности кто-то аккуратно нацарапал Светкино имя, поместив его прямо в середину весёлого солнышка с длинными, юркими лучиками. Вероятнее всего, это сотворил Тимоша. По крайней мере, девушке очень хотелось, чтобы это был именно он, первый и единственный в её жизни мужчина.

Взвинченная телефонными звонками, молоденькая в годах женщина, как она себя любила величать, выполнила свой привычный утренний моцион без особого удовольствия. Тёплый кофе был проглочен мелкими, быстрыми глотками. Малиновый от варенья хлеб тщательно прожёван, в соответствии с советами «здоровых» программ, в последнее время настойчиво требующих запретить курение в общественных местах. Чувствуя навалившуюся вдруг усталость, Светка не рискнула притронуться к лежавшей сбоку от её любимой чашки с красными маками сигарете марки «Пал-Мал». Так, назло дочери, извращала мать имя известного сигаретного бренда. Софья Андреевна, на радость не выспавшейся девушке, не вышла к завтраку. И приготовленный для неё малиновый бутерброд остался засыхать на солнечной тарелочке со Светкиным именем. Вызывающе громко брякнул будильник. От испуга Светка вздрогнула, почувствовав лёгкий озноб и щемящую боль от того, что рядом нет её отца. Самого близкого ей человека, которого она беззаветно полюбила всем своим маленьким сердцем в тот сказочный день, когда её чёрно-белый мир вдруг окрасился в яркие, незабываемые цвета.

Невзрачную пухляшку с раскосыми по-татарски глазами и коротенькими, кривыми ножками, казалось, никто не замечал. Разве что её мать, любившая проводить унизительное сравнение Светкиной внешности то с сестрой Анечкой, то с соседской Танькой, а то и по очереди со всеми гуляющими во дворе детьми. И, конечно же, не в её пользу. Поэтому несчастная Светка не хотела выходить на улицу в сопровождении матери и её любимицы Анечки, гордо выбегавшей из подъезда в новенькой красной курточке и оранжевых сапожках, застёгивающихся на настоящую молнию.

По требованию матери девочки должны были чинно ходить по двору, крепко взявшись за руки, демонстрируя тем самым настоящую женскую дружбу и крепкую сестринскую любовь. Светкины всхлипывания и Нюркины ужимки, как магнитом, притягивали косые мальчишеские взгляды. Мерзкое хихиканье и откровенное постукивание то по виску, то по тощим пацанским попам сопровождали каждый шаг странной парочки. Крохотная Анечка, крутившаяся у материнских ног, весело щебетала:

– Ведь правда, мамочка, я самая красивенькая и самая любименькая твоя доченька? И ты никогда-никогда меня не разлюбишь?

«Взрослая» Светлана, слыша слащавые Нюркины причитания, молча уходила подальше от воркующих женщин. Грустно понурив голову, она незаметно утирала солёные слёзки, бегущие тоненькими ручейками из её раскосых глаз. Как-то раз, во время очередной Нюркиной выходки, в женский разговор вмешался приехавший на обед отец, Иван Сергеевич Громушкин.

Увидев горько плачущую Светлану и корчащую рожи Анечку, мудрый мужчина сразу же понял, где собака зарыта. Иван Сергеевич низко наклонился к старшей дочери, бережно взял в свою огромную ладонь её мокрую от слёз ручку и по-взрослому поцеловал каждый пальчик.

– Немедленно прекратить нюнить. Неужели ты не понимаешь, доченька, что они просто тебе завидуют? Ни у кого из девчонок нет таких чудных глазок, как у тебя. А пальчики твои вкуснее мармеладки. Ни одна королева не сравнится с тобой по красоте ножек. Все мальчишки твои будут, когда вырастешь, – закончил свою хвалебную речь улыбающийся отец, направляясь к подъезду.

– А тебе, Софья Андреевна, должно быть стыдно доводить девчонку до слёз. Ты же взрослая женщина, мать двоих дочерей. И не пристало их ссорить и натравливать друг на друга. Чтобы я больше никогда не видел, как Светка плачет из-за Нюрочки, – грозно проревел глава семейства.

С того момента её мать прекратила откровенные сравнения своих дочерей, доведя до абсурда их коллективные прогулки по двору. Вспоминая грозный окрик своего мужа, она торопливо присаживалась на маленькую скамеечку у самого крайнего подъезда. Аккуратно лузгая семечки, Софья Андреевна как бы ненароком покрикивала в сторону прогуливающейся парочки:

– Анечка, тебе не жмут сапожки? Светочка, завяжи-ка Анечке потуже шарфик, а то сестрёнка простудится. Какая же ты неповоротливая, Светочка! Снова упала, дурёха!

Девочкам не нравилось постоянно держаться за руки. Но под пристальным материнским взглядом им приходилось волей-неволей продолжать изображать великую любовь и горячую дружбу. Вскоре Светлана пошла в свою первую школу, и, на радость обеим сестричкам, их совместные прогулки прекратились сами по себе.

Снова пришли колючие воспоминания о давно прошедших временах. Понимавшая умом, что изменщик-отец поступил гадко по отношению к своей семье, Светка всё же обожала его и готова была бежать за ним хоть на край света. Даже повзрослев, она необычайно тосковала по их редким встречам, всегда происходившим в присутствии матери. Софья Андреевна не оставляла их наедине даже на секундочку, не разрешая ни слова лишнего произнести, ни наскоро обняться на прощание.

Во всех мыслимых и немыслимых грехах она винила не только своего бывшего мужа, но и его отца, Сергея Даниловича. Своего свёкра она тихо ненавидела и при любом удобном случае заунывно причитала:

– Ну, и на фига нам этот огрызок времени? Старый чёрт по миру нас пустит с его аппетитами…

Внучкам не позволялось даже упоминать имя своего деда. Не то чтобы сходить к нему в гости. А вот со Светкиной подругой Танькой, шустрой, сметливой девчонкой, опальному деду всё же удалось не только познакомиться, но и привлечь её на свою сторону. А помогли ему в этом то ли сладкие пряники, в избытке лежавшие в его карманах, то ли такие же сладкие речи. Сергей Данилович, раз десять прослушав красивую сказку о Танькином появлении на свет, кажется, сумел бы написать о девочке целый роман, начиная с самого её рождения, мало кого удивившего. Замужняя женщина всё равно когда-нибудь да родит дитя, коли это ей написано на роду.

Народная мудрость гласит, что все судьбоносные решения принимаются на небесах. Но, видно, кто-то оговорил чистую душу. И совершенно случайно вместо настоящей грешницы под раздачу попала Танькина мать.

Несчастная Тамарочка литрами пила горькие знахарские настои. Натиралась с ног до головы вонючим барсучьим жиром. Семнадцать раз кряду обходила монашеские кельи с заговорённой красной свечой в руках. Иногда Тамарочке чудилось, что предназначенный для неё принц проскакал галопом на белоснежном коне мимо её двери. А Фёдор, которому она служила верой и правдой больше пятнадцати лет, крадучись, забрёл в её жизнь. Да так в ней и остался навечно.