Аристарх Барвихин - Горькое счастье

– Можно подумать, что раньше этого не бывало, – заметил Павел Григорьевич. – И раньше таких было во множестве.

– Бывали и такие, спорить нечего, – заметила княгиня, – но много было и достойных девушек, скромных, благовоспитанных.

– А сейчас, что же, перевелись вконец? – усмехнулся князь.

– Сейчас, мой друг, уж больно все бойкие стали, просто беда с ними, никаких приличий не соблюдают, – откликнулась его супруга. – Живут без венчания, детей рожают – совсем стыд позабыли!

– Не все, не все, матушка, – сказал князь.

– Не все, но многие. А потому, ты, Николаша, будь с нынешними барышнями осторожнее, тем более здесь, у нас, где особая вольница и девушки рано созревают.

– Я сюда не для амурных дел приехал, тетушка, – заверил княгиню Николай. – Мне здесь время следует употребить для другого – к университету готовиться.

– Ну, и славно, – произнесла Прасковья Сергеевна. – Отдохнешь немного с дороги – и за учебу. Кстати, у нас завтра гости. Повеселишься с ними – а потом и за дело примешься.

– Твердо обещаю вам это, тетушка, – заверил княгиню Николай и поднялся с места. – А пока, если вы не обидитесь, я бы хотел отправиться ко сну, устал что-то.

– Ступай, ступай, mon ange (мой ангел – франц.), – княгиня поцеловала Николая в лоб, перекрестила и сказала: – Счастливо отдыхать. В твоей комнате уже все приготовлено.

Николай, раскланявшись с тетушкой и с Павлом Григорьевичем, удалился. Княгиня посмотрела ему в след и сказала, едва Николай покинул комнату:

– Как он похож на Петрушу, такой же статный.

– Да, молодец хорош собой, – согласился с ней князь. – Отличный молодой человек! Образованный, воспитанный малый…

– И, батюшка! Что правда, то правда: добрый, воспитан хорошо и не пьет, в карты не играет.

– Ну, так это по молодости. Повзрослее станет – и все это будет делать, как и все делают, – сказал убежденным голосом князь. – Он человек из света, но надо отдать ему должное – не делает высокомерный вид. Славный, славный, ничего тут не скажешь! Да и рассудительности ему не занимать. В его годы я был куда ветренее.

– Ах, батюшка, велика ли цена рассудительности, когда сердце свободно от нежной привязанности? Закружится голова – и всякая рассудительность улетит, – вздохнула княгиня.

– А мы будем присматривать за ним, предостерегать.

– И это говоришь ты, мой друг? – иронично проговорила княгиня.

– Именно я, матушка. Потому как очень хорошо знаю, как далеко уводит человека Амур от истинного его предназначения. Надеюсь, что к тому времени, как Николай познает замирание сердца, буйный трепет жизни и восторг любви, он уже станет на ноги и обретет известную долю рассудительности. Ведь ему уготовлено великое будущее, уж ты мне поверь.

– Дай-то Бог, дай-то Бог, – произнесла княгиня и вздохнула. – Жаль будет, если он собьется с этого пути.

* * *

Ранним вечером следующего дня в доме князей Шиловских был устроен прием для окрестных помещиков. Один из них, Роман Александрович Петухов был представлен среди прочих Николаю и как-то сразу понравился ему. Человек этот был уже в летах, лицо имел приятное, живое и умное. Они быстро нашли общий язык и обсудили несколько интересных тем, по которым новый знакомый Николая имел свое, весьма остроумное и оригинальное мнение.

– Кстати, я был премного наслышан о вас, граф, – сказал новый знакомый Николая, раскуривая трубку. – В молодости даже имел удовольствие встречаться с вашим отцом – достойнейшим, надо признаться, человеком. Как он, жив ли, здоров?

– Благодарю вас, батюшка в полном здравии, – ответил Николай.

– Рад это слышать, как рад и познакомиться с его сыном. Как вам в наших краях?

– Тут премило, покойно, мне вполне нравится.

– А вот мне нисколько не нравится, – неожиданно произнес Роман Александрович. – И не сочтите это за привычное ворчание старика.

– Отчего вам не нравится здешняя жизнь? – поинтересовался Николай. – Из-за скуки?

– Не только. Хотя и это тоже повод. Однако главное не в этом.

– А в чем же?

– Главное – здешние люди. Ничего не любят: ни родины, ни службы, ни дела какого путного. Никого ничем не разбудишь, не заинтересуешь. Кругом пошлость. Что ни разговор, то овес, сеялка, закладные. Ничего дальше своей усадьбы или уездного города видеть не хотят. Никакого высокого стремления, никаких благородных и всеохватывающих планов. Закрылись от мирового простора словно скворцы в своих утлых скворечниках. Нос чуть высунул – и обратно в тесный скудный мирок.

– Неужто все поэтическое тут погибло?

– На то она и провинция, граф. Сонная, ленивая провинция. Тут баре спят, а мужики пьют. Вот и весь уклад жизни.

– Неужели тут нет никого достойного?

– Почему нет? Есть – тетушка ваша, к примеру. Настоящая дворянка, истинно русская женщина, твердо помнит свою родню и говорит охотнее всего по-русски, что в столицах, конечно же, не часто встретишь. Или вот взять супруга ее, Павла Григорьевича. Как говорится, бодрый всадник на бодром коне. И духом тоже бодр не в пример остальным в его летах.

– Дух-то бодр, да вот плоть угасает, – отозвался князь, подходя к говорящим.

– Что ж, это свойство времени, – вздохнул Роман Александрович. – Такова уж наша судьба – с каждым днем стариться. Стариться, конечно же, плохо, но, однако, это единственный способ прожить дольше.

– Ваша правда, Роман Александрович, – согласился князь. – Но я не очень люблю углубляться в эти сферы, ибо Николай человек молодой, ему это быстро наскучит. Простите, я должен идти распорядиться насчет кое-каких дел, – сказал он и пошел дальше.

– Умнейший человек, ваш дядюшка, скажу вам откровенно, – сказал Роман Александрович. – На таких людях земля наша держится. Воистину – кабы не барский ум, да не мужичья простота, что б тогда было? Упадок и тлен. К тому же Павел Григорьевич гимнастик, знает все приемы телесного упражнения. Что в наших краях редкость.

– Да, он удивительно выглядит для своих лет, – согласился Николай. – Однако признаюсь – я лично считаю, что умирать надобно в молодые годы.

– В молодые годы? Почему так? – удивился его собеседник.

– Дабы уходить из жизни не обезображенными уродством старости, а красивыми, богоподобными, не цепляющимися трясущимися от старости руками за жалкий остаток жизни. Как и подобает настоящим дворянам и людям. Это мое твердое убеждение.

– Что ж, в ваших словах, граф, есть много правды, горькой правды, надобно сказать, – заметил Роман Александрович. – Однако что же делать нам, тем, кто уже не так молод? Не стреляться же, право, из-за этого?

– Упаси вас Бог! Это не достойно дворянского имени.

– Дворянское имя… знаете, мой юный друг, линия дворянского сословия имеет у нас столь необозримое протяжение, что одним концом касается подножия престола, а другим почти в крестьянстве теряется. Так что не всем приходится кичиться этим вот происхождением.