Сандрин Дарсена - Тени в темноте

Девушка поднималась по лестнице на третий этаж. Аня притаилась у двери ее квартиры. В подъезде и на лестничной клетке не было ни души. Аня притаилась за углом так, чтобы девушка ее не смогла заметить. Та подошла к квартире, достала ключ и собиралась вставить его в замочную скважину. У нее были светлые волосы, средней длины, такие же, как на фото в интернете, холодные лицемерные глаза, сухие поджатые губы. Ее лицо производило неприятное впечатление женщины, обиженной на весь мир, такой противной язвочки, готовой насрать всем и вся. Таковой она собственно и являлась. Невысокого роста, с нависающими над джинсами жирноватыми боками, которые выглядывали из-под задравшейся блузки. И что он в ней нашел? Да, собственно, известно, что! Любовниц заводят не потому, что они лучше. Да и вообще она завелась сама. Нагло влезла сначала в его, а потом и в ее жизнь! Аня была девушка сильная и спортивная, хорошего сложения. Мужчины всегда западали на ее фигуру. Улучив момент, Аня выскочила из-за угла, схватила сухогубую стерву за волосы и со всей дури вмазала ее голову в стену, потом еще и еще…Лицо девушки превратилось в кровавое месиво, глаза заплыли, брови разбиты, да и вообще голова ее уже напоминала красную тыкву с волосами. Страшное зрелище! Аня продолжала исступленно долбить уже вряд ли живую девицу головой о стену. Затем, она взяла приготовленную заранее канистру бензина, полила весь этот кровавый фарш и дверь квартиры бензином, отбежала на безопасное расстояние, кинула спичку, и, смакуя, принялась любоваться издалека буйством содеянного. Языки пламени пожирали ненавистную девицу и дверь ее квартиры.

Аня отхлебнула коньяка из фляжки, притушила сигарету о перила и еще раз злобно сверкнув глазами направилась вон из подъезда.

Девушка уже не первый раз рисовала в своем воображении картины мести. Но на деле все было гораздо банальнее. Она просто пила афобазол и проглатывала тонны поучительных статей на тему «как пережить измену мужа».

Аня всю жизнь жила в страхе, что муж ей изменяет. Ей снились страшные сны, она вечно пыталась заглянуть в его переписки, подсматривала пароли от телефонов, и всегда находила что-нибудь душещипательное. Но, вот ведь дура, она продолжала ему верить, оправдывать его. Почему? Да все так делают. А как еще?

Даже в кромешной темноте отыщется толика света, так же, как и на солнце гвозди, то есть пятна.

Не закапывайте людей заживо! Дайте им шанс! Дайте много попыток. Займитесь собой. И мир станет лучше.

Весна. Сухая. Жаркая. Капели? Их давно никто не помнит. Сухой пыльный воздух. Стройки. Шумные белые московские ночи. Уже несколько лет Москва не спит по ночам. Рабочая Москва устала. Резиновое время. Безвкусность во всем. Нет запахов, нет ощущений, ничего не заходит, не пробирает. Помидоры со вкусом травы, такая же клубника. Весенний воздух без запахов. Листья, почки – удивительные остатки жизни среди просоленных асфальтовых дорожек. Шум, непрерывающийся даже ночью. Москва, ты вообще спишь? Как ты еще жива? Птицы, вы так же поете весной, так же прилетаете из далеких стран? Зачем, куда? Все здесь ненастоящее.

Люди. Они наелись этого дерьма сполна. В дружеских переписках все чаще стали слышны мольбы за живое – хочу гусей пасти, коз, давай разведем пчел, хочу детей, хочу жену, любящую, пойдем бухать! Нет у нас пидоров. И бабы нормальные. И люди устали. Они вкалывают так, как могут, там, где могут, там, куда их пускают. Всех помотало, измотало. Но не убивает насмерть. Нужны рабы.

И они живые. Там живое, в людях. В обычных, в сильных, умных, разных, интеллигентных и простых, но русских. Русских и живущих в России. Все они в одной упряжке. Как бурлаки. Э-эх, ухнем, еще ра-а-а-азик, еще ра-аз.

Эх раз, еще раз, еще много, много раз.

Аня Петрова докурила сигарету и затушила бычок, придавив его указательным пальцем. Пальцы у Ани длинные, музыкальные, с обычными, родными, немодными, не наклеенными в салоне ногтями. Нет, она не курит. Просто нервы. Просто зачем-то надо выйти на балкон, просто потупить, попытаться выдохнуть и вдохнуть, попытаться обнулиться и размагнититься, но не получается. Ни хрена не получается, и очень давно в этой жизни у нее ни хрена не получается…

Анька заметила, что с возрастом люди становятся похожими не на зверей, нет, но такое впечатление, что из них пролезает нутро прямо наружу, на лицо. То есть, если лет до тридцати пяти удается хорошо и вполне успешно прикрываться маской, то после сорока настоящее вылезает наружу, этакий портрет Дориана Грея во плоти, прямо на морде лица. Такие черты, как жадность, зависть, трусость, в гримасках зверьков, залипают, и ничем их не сотрешь. Все, накопленное за жизнь, тщательно скрываемое, отражаясь во всех морщинках, мимике лица, лепит и формирует из него ту самую рожу. Стоит только быть повнимательнее. Там все уже написано, и не надо пытаться думать, что показалось. Ничего подобного. Что увидели, то и есть. Просто надо это принять. Например, смотришь человека, а в звериных глазках так и бегает алчность, вечный голод, мысль – «чтобы сожрать». Ты гонишь эту мысль от себя. Не надо, поверь своим глазам. Анька взглянула в зеркало. А что я вижу в себе? Алкоголичку. Интересно, что мужчины во мне находят? Слышала такое выражение, правда из мужских уст. Смайлик. Ну и в пень. Подруга на днях сказала ей, что мужики на женщин смотрят сквозь свои особые очки, и что им там нравится, в прекрасных половинах мира сего, самим половинам не дано знать.

В Москве чертовски душно. Поливалочку бы, подумала Анька, отметив, что с детства слово поливалка в ее голове писалось как пылевалка, не от «полить», а как пылесос, то есть пыль валить. Пусть какой угодно зверь уже смоет эту пыль! Где же дождь?!

Последнее время в голове у Аньки варилась липкая вязкая каша. На самом деле это было ужасно. Казалось та самая, знакомая ей самой жизнерадостная Аня умерла. Аня умерла, да здравствует Аня! Новая особа была ей самой крайне непривычна, она не могла ни оценить саму себя, так как старый измерительный аппарат здесь уже не работал, ни предугадать реакцию и действия этой незнакомки. В общем чудила эта новая бестия страшным образом, а доставалось Аньке. Та набедокурит, а Ане выкручиваться. И остановить ту невозможно, и не заметать за ней следы Аня не могла себе позволить, так как привыкла все делать хорошо. Печально было то, что стать той, прежней она уже не могла. Джина выпустили из бутылки, и его понесло вразнос, обратно он ни при каких обстоятельствах не хотел залезать.

Теперь возникал еще один вопрос – а какая из них настоящая. Она уже и сама не знала. Быть сумасшедшей, долбанутой и безбашенной ей вполне нравилось, вроде даже было похоже на то, к чему она стремилась, но кто тогда та робкая, милая, стеснительная девушка. Вот уж действительно зверя в ней муж разбудил. Простить его она не могла. В инете она прочитала, что боль от измены проходит через два года, если вообще это возможно. Она решила тупо подождать. Прошло почти два года. Осталось пару месяцев, и было очевидно, что время не помогло.