Татьяна Зингер - #живи

Скорее всего, эти группы придумали какие-нибудь всезнайки-психологи, считающие, что если человек увлекался виртуальным миром – значит, тот его и прикончил. Надо же как-то оправдать собственное бессилие перед необъяснимым.

Окончательно уверившись, что Наташка просто «разводила» меня, и вся её история про невероятно-таинственных-друзей – несуразная выдумка, я успокаиваюсь. Горячий чай и булочка с маком («в ней столько калорий, что проще съесть кусок сливочного масла») возвращают меня к реальности.

Остаток учебного дня Кэт извиняется, причем так вычурно и красочно, что ни капли не верю в её раскаяние. Это набор красивых реплик, очередная роль, и ничего более. За её словами нет искренности, и глядит она куда угодно, только не на меня.

«Не верь тем, кто много говорит и совсем не смотрит в твою сторону, – наставляла меня бабушка. – Легче врать, когда отводишь взгляд».

Бабушка научила меня многому. Её хрипловатый, будто простуженный голос прочно отпечатался в памяти. Бабушка знала Хрущева (не лично, конечно, но видела его по телевизору), а потому я всегда считала её невероятно старой. Она любила рассказывать о Москве и Ленинграде – да-да, она называла Питер Ленинградом! – тех времен, о советских запретах и правилах, о тогдашней моде.

– Наши девчушки носили точно такие же плиссированные юбочки, как у тебя, – уверяла она, а я сидела с открытым ртом и не верила, что в том мире было что-то современное. – Только у вас выбор больше, мы-то довольствовалась малым.

Бабушка не застала Великую Отечественную войну, но делилась воспоминаниями тех, кто воевал и был в блокаде, кого забрали в эвакуацию. И я представляла войну как черно-белый фильм, где кадры молниеносно проносились, землю усыпали снаряды, а люди – худые до изнеможения – не сдавались и не отступали до самого конца. Потому что у них была цель – спасти Родину от фашизма.

Бабушка очень любила меня, а я – её.

Она приучила меня не говорить, а слушать. Не тратить слова попусту, смотреть вперед и никогда не унывать.

Потому, когда она умерла, я ходила с приклеенной к губам улыбкой и заверяла родителей твердым голосом:

– Всё отлично.

Иногда я думаю: может, потому папа и взбесился? Неспроста же он ушел от нас спустя три месяца после смерти бабушки? Не вытерпел моих гримас, оскорбился и развелся с мамой, чтобы только не видеть меня? Что, если он потому и называет меня полным именем, что терпеть не может?..

Вдруг во всем виновата именно я?

Бесполезная Саша, от которой один только вред.

Разумеется, папе я о своих тревогах не рассказываю – он до последнего будет отрицать очевидное.

Иногда мне кажется, что взрослые считают подростков недалекими. Нас опекают как маленьких, но при этом требуют самостоятельности. От нас скрывают правду, но хотят, чтобы мы были честны. Наши проблемы считают незначительными, с нашими желаниями не считаются. Мамы-папы-учителя убеждены, что наши жизни можно – и нужно – контролировать.

Потому мы молчим. Копим в себе страхи и переживания, чтобы в один день переполниться ими до краев. Разбиваем в кровь костяшки пальцев. Беззвучно кричим в подушку ночами. Мы становимся дикими от черноты, разрывающей изнутри, а родители недоумевают: что стряслось с их замечательными детьми?

Ничего не стряслось, просто мы давно повзрослели.

Изображение № 1: Прозрачный стакан с ярко-розовым чаем, на боку которого отпечатан плачущий смайлик.

Подпись: Это мой новый профиль, где не будет реальных имен. Зовите меня Одинокой лисицей, ладно? По-моему, очень симпатичный ник. Что нужно знать обо мне? Ну… Мне нравится Крейзи бабл за то, что здесь никто не обращает на тебя внимания. На соседнем пуфике целуется какая-то парочка, а я пью малиновый чай и листаю ленту. Иногда мне хочется, чтобы, кроме интернета, ничего не существовало. Пусть бы все друзья были нереальными. В смысле, реальными, но далекими. Сетевыми. Мы бы с ними переписывались вечерами, но никогда не виделись. Мне кажется, я не привязалась бы к ним так прочно, как когда-то к своей М.

Не люблю теги, но поставлю парочку из тех, которые считаю уместными, а не популярными.

Всем пока!

#крейзибабл #мирбезинтернета # bubbletea

***

Поразительно, как одно зернышко-слово может разрастись в гигантское древо сомнений.

До позднего вечера я слоняюсь по тесным улочкам, не находя себе места от чего-то, что кусает поджилки, впивается зубами-иглами в позвоночник. Почему-то слова Наташки, днем кажущиеся несусветной ерундой, приобретают новые – зловещие – оттенки с наступлением сумерек. В темных подворотнях и в молчаливом сквере, и в затихших проспектах мерещится опасность.

Группы смерти всё ещё представляют мне аморфным злом, которое изобрели взрослые для того, чтобы обвинить во всех бедах интернет. Всё это не взаправду. Тогда почему я залезаю на страничку Марины и прокручиваю стену, вчитываясь в цитаты из фильмов и книг? Порою они переполнены грустью, но какого подростка не охватывает черная как туча депрессия? Моя подруга была увлечена мелодрамами, зачитывалась романами о настоящей любви, чаще всего трагичной – но в её статусах нет отчаяния.

Хм, всё-таки одна запись выбивается из общего настроения. Раньше я не обращала на неё внимания, но теперь, перечитав трижды, напрягаюсь.

«Я готова играть».

Без смайлика, без какой-либо ясности, что скрывается за, казалось бы, непримечательной фразой. Три слова, за которыми может быть что угодно. Возможно, Марина собиралась на соревнования или участвовала в каком-то флешмобе? Вроде нет. Кажется, я спрашивала у нее про статус, но что она ответила?..

Я прокручиваю наш диалог, с даты на дату, с числа на число, когда телефон начинает вибрировать, и на экране высвечивается: «Маман».

– Когда домой? – спрашивает она.

– Уже иду.

– Ты гуляешь с кем-то? – В мамином голосе появляется терпкая нотка тревоги. – Или одна? Почему так долго?

– Мам, я одна. Не волнуйся, – отвечаю нетерпеливо.

– Точно ничего не случилось?

– Ничего! Всё, скоро буду.

Первой нажимаю на сброс. Терпеть не могу, когда меня достают бессмысленными вопросами. Вот какая разница, с кем я хожу, чем занимаюсь? Если вдуматься, мама вырастила идеального ребенка: не пью, не курю, не ошиваюсь в сомнительных компаниях, в неприятности не влипаю. Что ещё надо? Вон, Кэт как-то набила на лопатке галочку-птичку, так её родители неделю хватались за сердце. Но в итоге смирились, даже одобрили.

С другой стороны, меня начинает глодать совесть. Мама и так максимально не лезет ко мне – чего обижаться на разовый звонок?

Не отлипая от телефона, я сворачиваю к дому. Переписка пестрит нашими эмоциями, стикерами и голосовыми сообщениями. Марина постоянно отправляла мне репосты из популярных групп, а я ей – песни. Мне не хватает нашего общения, иногда безумного, а иногда столь доверительного, что кажется – никого другого я не смогла бы подпустить так близко, на расстояние удара.