Леонид Колос - Арбуз

Молодые нашли в Кусково угол. Но в этот угол улетала вся наличность. Сексуальную озабоченность сменила озабоченность денежная. И Валерка, переставший нервничать по поводу тесноты и невозможности выполнения супружеского долга, стал нервничать по поводу нищеты и денежных долгов.

Как Леша был далек от Валеркиных забот! Словно они живут на разных планетах. В отличие от Валерки он не мог просчитать наперед свою интимную жизнь. Если ее так вообще можно назвать. Тут как бог положит. А вот свою финансовую базу Леша мог просчитать вперед на весь семестр: стипендия, плюс пятьдесят рублей, что присылали родители – не разбежишься, но при разумных тратах, без финансовых катаклизмов – вполне сносно. А финансовая база – краеугольный камень существования.

Однажды всезнающий Барашкин поведал Леше, что Валерка нашел выход. Он разгружает ночью картошку на овощебазе за Преображенкой. И выходит у него за ночь так прилично, что окрыленный Вайнтрауб звал в компанию Барашкина. Сообщив эту благую весть, Барашкин вопросительно посмотрел на Лешу. Как такая идея? Барашкина Лешино мнение интересовало. Такой лось, как Вайнтрауб, перетаскает тонну мешков с картошкой, не почешется. Другое дело Барашкину, единственному сыну одинокой мамы, положившей на него жизнь и лелеявшей его не хуже нежного домашнего цветка. Саша и в школе не дружил с физкультурой. У него было небольшое плоскостопие, незаметное в быту, но мешавшее быстро бегать и отозвавшееся некоторой полнотой и ненавистью к физическим нагрузкам. Предложение Вайнтрауба казалось ему заманчивым, но рискованным, как плаванье Колумба. Как Колумб отправлялся в путешествие за сокровищами Индии, так и Саша готов был отправиться на овощную базу за длинным и необлагаемым маминым оком рублем. Но побаивался.

Саша не голодал. Но, если любой студент из общаги были хозяином своим деньгам, то Саша стипендию отдавал маме. А, как она выразилась, сделала ему полный пансион: купила, ему единый проездной, – и отстегивала на обед. И контроль за финансами сына обеспечен. Саша не решался заявить, что не единым единым проездным жив человек. А когда он услышал про овощную базу, ох как зачесалось пошуршать в кармане неучтенными мамой купюрами. Но Барашкин боялся, что не потянет нагрузки, и искал компаньона. Леша, слушал Барашкина, с сомнением. Овощебаза не пересекалась с его планами. Его и без базы все устраивало: и денег хватало, и на книжке после стройотряда еще чуть-чуть оставалось.

Барашкин скоро отыскал другого напарника, Лорьяна. У того деньги не держались. Но Лорьян, тоже был не Геркулесом. Все же его стихия – пульки писать, да за бабами ухлестывать, требовала финансовой подпитки. И он решился на то, чтобы ночью таскать мешки с картошкой. И все-таки им нужен был третий. И они вдвоем подкатили к Леше. Сладкоголосый Лорьян пел Леше рулады, и пакгаузы овощной базы засверкали, как кладовые алмазного фонда.

Встречались у метро. Валерка Вайнтрауб, в этот раз не работал. Светка потребовала сделать перерыв. Но он заранее проинструктировал Барашкина, что им нужно делать. Нужно найти мастера по имени Люба. Найти ее легко. Она горбатая. Так и спросить горбатую Любу.

Люба, женщина, где-то между тридцатью и сорока годами, была, как горбуны, невысока ростом. Голова ее казалась для такого роста непропорционально большой. Ожидается, что горбун состоит из углов. Но в Любе было больше овалов и в лице, и в фигуре. Ее горбатость и кривизну скрадывали ватник и огромный, от груди до резиновых сапог, грязный фартук из плотной прорезиненной материи. Единственной выдающейся деталью на этом фартуке был нашитый по центру огромный карман с козырьком, застегивающимся на армейскую пуговицу. Этот карман служил хранилищем денег, и Люба ходила, то и дело, прикладывая руку к карману, как беременная держит руку на животе. А при расчете, как при родах, она вздыхала, кривилась, отстегивала пуговицу, запускала правую руку в карман, и на мгновение замирала в такой позе, нащупывая нужную сумму. И, что удивительно, она редко ошибалась, словно знала купюры на ощупь.

Первые три ночи у бригады: Лорьян, (бригадир), Барашкин, и Леша, – все шло, как по маслу. Люба подводила бригаду к вагону и сообщала, что работа стоит столько-то. Согласен – разгружай, не согласен – свободен. Разгружали. Дело было прибыльным. Не скажешь, что так уж захрустели в карманах денежки, но, жизнь изменилась. Хотя изменилась она для каждого по-своему. Лорьян, раздал долги, позволил себе сводить Наташку Трофимову, под которую он в это время подкатывал, в кафе, потом позволил себе пульку, вылетел в трубу, и ждал новых ночей на базе. У Леши прибыли хватило только на гастрономическую сторону жизни. Он уже не оглядывался на цены в кафе. Но мог перейти с пельменей и котлет на бифштекс. Он мог зайти покушать не столовую – стекляшку а в более дорогое заведение общественного питания. Он мог бы себя ублажить и рестораном. Но в ресторан его не тянуло.

В душе Саши Барашкина свободные деньги вызвали смятение. Его карманные деньги до сих пор контролировались мамой. А теперь мама утратила контроль. Работа была сдельной, ночь на ночь не похожа. Поди, проверь. Саша отчитывался, но мама подозревала, что сын преуменьшает свои доходы. По карманам она не шмонала. Но опасалась, что при неучтенных деньгах, сынуля того и гляди, пойдет в загул. Саша же, действительно, имея возможность утаить рубль, другой, растерялся от пухнущей на глазах утаенной суммы. В загул он не уходил, хотя бы потому что не знал, где там вход. В общежитии? Если в общежитии, где конкретно. Ему, выросшему под маминым контролем, нужна была табличка «вход в загул». А деньги прибавлялись, и он не представлял, как их потратить.

Барашкин работал с маминого согласия. Иначе и не мыслилось. Но, в этом, казалось бы, совершенно независимом от мамы мероприятии, чувствуя ее десницу, он завидовал своим напарникам. Им не перед кем было держать отчет. А он с базы, с автомата на проходной обязательно отзванивался маме. Кое в чем Саше было проще. Лорьяну и Леше приходилось после окончания работы кантоваться на базе, чтобы не торчать перед запертой на ночь дверью института. А Саша, не дожидаясь расчета, – Лорьян отдавал ему его долю уже в институте, – валил домой и успевал хоть немного поблаженствовать на мягком диване и привести себя в надлежащий вид. И как доказательство того, что он трудился на базе, а не шлялся неведомо где, как его папаша, Саша всегда прихватывал в кармане пару луковиц. Благо, с луком на базе проблем не было. Леша и Лорьян тоже не покидали базу пустыми. Но для них луковицы являлись не отчетом, а добычей. Первые пару дней Саша отдавал почти все деньги маме, но мама ввела новую экономическую политику: она не посягала на Сашин приработок, но урезала его обычное ежедневное финансирование на столовую. И даже при этом у Саши после нескольких ночей накопились свободные деньги. Накопление капитала, по Марксу, меняет человека. Саша пока, не придумав, на что потратиться, просто запрятал деньги среди конспектов, подальше, в тот дальний угол ящика, до которого, как он наивно полагал, не дотянутся мамины руки.